Шрифт:
В начале 1993 года я встретился с сотрудниками ФБР, занимавшимися делом Бёрджесса в 1951 году. Они по-прежнему были уверены, что он уехал из Вашингтона не по своей воле и его скандальное поведение с дорожной полицией не имеет никакого отношения к какому-либо задуманному им плану. Как же они ошибались! Повторяю, эту тактику сфабриковали Филби и Бёрджесс для того, чтобы Гай смог вернуться в Англию.
Перед отъездом Бёрджесса оба друга обедали вместе, и Ким впервые объяснил Гаю всю серьезность положения. Еще одна часть телеграммы поддалась расшифровке, а она касалась новой детали, все ближе подводящей американцев к «Гомеру». Наш дежурный шифровальщик в предложении, пояснявшем текст, упомянул слова: «наш вашингтонский агент». А телеграммы-то он зашифровывал и отправлял из Нью-Йорка! Кто бы там ни был этот посольский «Гомер», но с точки зрения Гарднера он ездил из одного города в другой после 5 июня 1945 года, специально для передачи телеграмм за № 72 и № 73 своему советскому связному. Филби сразу понял, что это был Маклин. Он очень хорошо помнил, что Мелинда в 1945 году жила у своей матери в Нью-Йорке и Дональд часто приезжал из Вашингтона, чтобы повидаться с ней.
За обедом друзья составили план, по которому, во-первых, надо было предупредить Маклина в Лондоне, и, во-вторых, устроить ему побег, ставший теперь неизбежным. Нельзя было терять ни минуты: МИ-5 могла арестовать Дональда в любой момент. В конце обеда Филби заставил Бёрджесса поклясться, что после отъезда Маклина в Советский Союз он останется в Лондоне и не сдвинется с места. Ким объяснил ему, что если Гай дрогнет и отправится в Россию вместе с Дональдом, то логичным шагом контрразведки будет его — Кима Филби — арест. Бёрджесс дал ему честное слово, что не уедет из Лондона. На этом друзья расстались. Они знали, что им надо спешить, ведь океанскому лайнеру «Куин Мэри» потребуется по крайней мере пять дней, чтобы пересечь Атлантику.
В это время я в нервном напряжении ждал в Лондоне дальнейшего развития событий. Последний раз Энтони Блант виделся с Маклином в апреле. Дональд выглядел встревоженным и озабоченным и, по словам Бланта, был близок к срыву. Конечно, Маклин уже видел, что на работе к нему относятся с подозрением, сослуживцы его избегают и секретные документы больше не попадают к нему на стол.
На «Куин Мэри» верный себе Бёрджесс завязал любовную связь с молодым американским студентом Миллером. Оба прекрасно поладили между собой, и Гай пригласил своего нового знакомого остановиться у него на квартире в Лондоне. Вступив на родную землю, Бёрджесс тут же встретился с Блантом, который, как всегда, служил посредником между ним и нашей резидентурой. Он рассказал Энтони о серьезности положения и изложил свои и Филби соображения о том, что следует предпринять. Короче говоря, они пришли к выводу, что Дональду Маклину нужно бежать из Англии в Советский Союз, и как можно быстрее. Блант немедленно согласился довести их решения до нашего сведения, благо моя с ним встреча должна была состояться в ближайшее время.
Мы встретились на следующий день. Блант явился на явку, как всегда, уравновешенный, но я понял, что случилось что-то ужасное. Под обычным спокойствием таилась глубокая тревога. В нормальных условиях первым беседу начинал я, но на этот раз заговорил он.
— Питер, случилась большая беда. Только что вернулся в Лондон Бёрджесс. Маклина должны вот-вот арестовать. Контрразведка нацелилась было на троих, но сейчас они, кажется, остановились на одном Маклине. Его разоблачение — вопрос дней, а может быть, часов.
Бёрджесс, Филби и он сам, — сказал далее Блант, — считают, что грозящий Маклину допрос положит конец всей нашей агентуре. Поэтому мы должны действовать, не теряя времени, но крайне осторожно, ибо Маклин вне сомнения уже находится под пристальным наблюдением.
Я слушал его с беспокойством, хотя, после того, как мы узнали, что у американцев дело с расшифровкой телеграмм продвигается, был готов к такому повороту событий.
— Дональд сейчас в таком состоянии, что признается во всем на первом же допросе, — подвел итог Блант.
Я знал, что на этой стадии не могу принять никакого решения самостоятельно. Нужно было посоветоваться с Москвой. Мы договорились встретиться вновь через два дня, но я попросил Бланта передать Бёрджессу, чтобы на этот раз он пришел на встречу сам. Я полагал, что у Гая могут быть какие-нибудь новые сведения для нас, и, учитывая чрезвычайность ситуации, предпочел действовать не через посредника.
Чтобы показать Бланту, насколько серьезно мы относимся к делу, я сказал, что приведу с собой на встречу нашего резидента. Коровин, конечно, не отказался от встречи, в конце концов это была его прямая обязанность. Однако меня все это беспокоило, так как в последнее время Коровин начал с пренебрежением относиться к тем строгим правилам безопасности, которые сам же составил для всех нас. Он ставил себя выше таких «мелочей». Были известны случаи, когда он отправлялся на секретные встречи в посольской машине, а иногда умудрялся звонить по телефону агентам прямо на службу. Подобная небрежность легко могла оказаться фатальной в создавшейся опасной ситуации. Но я тут ничего не мог поделать. Не критиковать же мне, подчиненному, свое служебное начальство? К тому же я знал, что у Коровина стало барахлить сердце. Это, вероятно, и послужило причиной такого отношения к делу с его стороны. Поэтому я лишь доложил ему о серьезности положения, намеренно сгустив краски, в надежде на то, что это его припугнет и он станет вести себя осторожней. Замысел, кажется, удался, потому что с тех пор Коровин скрупулезно соблюдал наши правила.
За сорок восемь часов мы связались с Москвой, получили инструкции и спланировали наши действия. Центр отреагировал очень быстро. Его ответ был ясен и однозначен: «согласны на организацию побега Маклина. Его примут здесь и предоставят все, что нужно, если он согласится».
Во время встречи, в которой участвовал Коровин, Бёрджесс подтвердил все, что говорил Блант. Мы дали ему указание как можно скорее связаться с Дональдом, обрисовать ему положение и убедить в том, что у него нет другого выхода, кроме эмиграции.
По прибытии в Лондон Бёрджесс попросил отдел кадров министерства дать ему несколько свободных дней для устройства личных дел. С этого времени он стал единственным звеном, связующим нас с Маклином, потому что Бланту стало небезопасно встречаться с ним.
Гай нанес сугубо официальный визит своему другу. Они поболтали несколько минут о том о сем, как это принято у приятелей, возвратившихся из служебных командировок. Во время разговора Бёрджесс быстро написал Маклину записку, предлагая срочно встретиться в «Реформ»— клубе. Он поступил благоразумно: было ясно, что за Дональдом неотступно следят, и, возможно, его телефонные разговоры и беседы в кабинете прослушиваются.