Подняв кролика за уши, Ири-Тао схватила со стола нож и резким движением разрезала его вдоль почти напополам. Бедное животное забилось в предсмертных судорогах. Сайку сковал ужас. Она хотела закричать, но не смогла. А Ири-Тао, спокойно разложив мёртвого кролика на столе, буквально вывернула его наизнанку и стала показывать девочке сердце, печень, лёгкие и другие жизненно важные органы. Она рассказывала о боли, о признаках и причинах того или иного заболевания, о ранениях, опасных и не очень, о способах лечения… травах… заклинаниях… Девочка сидела как в тумане. Она не могла оторвать взгляд от тёмных капелек, изредка стекавших на пол… и от лужицы, постепенно становящейся всё более тёмной и твёрдой.

– Усвоила? – спросила волшебница.

У Сайки пересохло в горле. Она смогла только кивнуть головой. Удовлетворённо хмыкнув, волшебница протянула нож и колючим взглядом показала на второго кролика…

Девочка, покачиваясь, выбралась на улицу и, опёршись окровавленными руками, сползла с крыльца. Всё плыло перед глазами. Противный ком стоял в горле. Сайку стошнило.

– На ужин будут тушёные кролики, – объявила Ири-Тао. И, глянув на девочку, добавила, – Ладно, Таори, я сама приготовлю…

Сайка долго отмывала руки. В этот вечер она легла спать голодной…

Три дня шёл дождь. А наутро выглянуло солнце. Природа умылась и расцвела. Установилась тёплая, почти летняя погода. Сады и луга буйным цветом праздновали приход весны.

Ким стал шарахаться от Сайки. Девочка ясно чувствовала, что он её боится. Обращаясь к ней, сорванец всегда старался проявить максимум уважения и иначе, как Таори, не называл. Это её немного забавляло. И немного злило. Ведь с Ири-Тао Ким вёл себя совершенно раскованно. Но, что ещё больше удивило Сайку, сама Ири-Тао начала относиться к ней с опаской. Волшебница однажды вдруг прервала урок, с тревогой глядя на девочку. В мыслях её Сайка явно чувствовала робость и сомнение.

Этим утром Рене в первый раз поднялся с кровати. Мальчик был бледен и слаб. Ноги не держали его, и Сайка подставила свое плечо. Рене смотрел вокруг и был счастлив. В глазах его светилась радостная решимость.

– Пойдём, – сказал он коротко.

– Куда? – удивилась Сайка.

– Куда угодно. Видеть больше не могу эти стены.

– Тогда пошли в другую комнату. Сидеть сможешь?

– Да, – уверенно кивнул мальчик и рухнул на пол.

Приподнявшись на руках, Рене посмотрел на Сайку снизу вверх с виноватой улыбкой. Тяжело вздохнув и покачав головой, Сайка скрестила на груди руки и приняла Силу, как учила Ири-Тао. Затем подняла Рене и отнесла его в другую комнату. Легко, будто ребёнок куклу, девочка переложила Рене на плечо, отодвинула стул и усадила его. Рене был ошарашен. Широко раскрыв глаза, он уставился на Сайку.

– Ого! По-моему, пока я болел, ты явно стала сильнее.

Сайка потупила взгляд и ничего не ответила. Ири-Тао рядом не было, и Сайка не знала, стоит ли Рене говорить, что она учится магии. Решив, что пока не стоит, она украдкой бросила взгляд на мальчика, но Рене уже отвлёкся и не заметил её замешательства. Он с жадностью смотрел на мир, будто видел его впервые. Раздувая ноздри, Рене вдыхал новые запахи, вслушивался в новые звуки. Сухо треснуло полено в печи, скрипнула входная дверь…

– Рада видеть тебя, – Ири-Тао стояла на пороге, – Не рано выбрался?

Рене отрицательно затряс головой. Впрочем, Ири-Тао и сама была не из тех лекарей, которые считают, что больной должен выздоравливать лёжа. Кинув оценивающий взгляд на мальчика, она занялась приготовлением нехитрого завтрака. Молоко, хлеб домашней выпечки, мёд и сметана немедленно появились на столе. Снова хлопнула входная дверь. Сняв заляпанные сапоги, вошёл Ким. В его ведёрке пузом кверху плавал утренний улов – две небольшие рыбёшки размером с ладонь. Река не баловала Кима. За ним, как обычно, ещё с реки, увязались две кошки неопределённо-серой масти. Ири-Тао звала их “наши придворные Муськи”.

Кошки были полудикие и жили на хуторе на правах хозяев, считая всех людей временным явлением. Зимой они обычно перебирались поближе к огню, в дом, а летом могли запросто исчезнуть на целый месяц. Ири-Тао не кормила кошек, а, как она говорила, присматривала за ними. Котов поблизости не было, но Муськи исправно приносили Ири-Тао котят два раза в год. Котята вырастали и обычно куда-то исчезали: Муськи не любили конкуренции.

Кима кошки считали своим вассалом. А рыбалку – делом непременным, ежедневным и требующим обязательного надзора. Стоило мальчику взять снасти, кошки возникали, словно ниоткуда, становились по бокам и молча сопровождали его к реке. Они так и рыбачили втроём: Ким и две кошки. Мальчик не следил за удочками. Кошки сидели молча, но стоило поплавку дёрнуться – немедленно поднимали крик. Киму оставалось только подсечь добычу. Поэтому улов придворные Муськи считали своим, и каждый раз нетерпеливыми гортанными криками требовали долю. В принципе, улов был невелик, и Ким мог отдать его кошкам сразу, ещё на реке, но ему очень не хотелось идти домой с пустым ведром. Ким стеснялся Сайки.

– Мой руки, садись за стол, – скомандовала Киму Ири-Тао.

Глянув в ведёрко с уловом, она бесцеремонно хмыкнула и выплеснула воду вместе с рыбками прямо в открытое окно. Муськи двумя серыми молниями метнулись следом, по пути опрокинув с подоконника банку с цветами. Торжествующий “Мяв!”, начавшись в унисон в комнате, прервался на улице сытым урчанием. Ким обиженно засопел и, взяв пустое ведёрко, отправился мыться. Сайка, чуть отстав для приличия, бросилась следом.

Ким стоял у умывальника и молча намыливал руки. Вода хлестала из крана вовсю. Мальчик не видел перед собой ничего. Его губы сжались в тонкую линию, на глазах дрожали слезинки.