В баню пошли вместе с Васей. Отпарились. Отмылись. Завернули в парикмахерскую.

— Освежить? — спрашивает мастер.

Мне виден Вася в зеркало. Взглядом спрашиваю: попробуем?.. Глаза у друга плутовски посверкивают. И я решаюсь:

— Давай.

Выходим на улицу, а от нас несет одеколоном, как от нэпманов. Озабоченно спрашиваю:

— А если секретарь партячейки узнает? Одеколон — буржуазные штучки.

— Бис его знает, наверное, попадет! — Васильев насвистывает: «Смело мы в бой пойдем»…»

Зашли к Васильеву. Клавдия Евстафиевна угостила крепким шипучим квасом — благодать! Вася просительно глянул на жену:

— На минутку по делу, Клавочка.

Клавдия Евстафиевна сердито отвернулась к окну, теребит фартучек, готовая расплакаться:

— Какая уж минутка!

— Ты же у меня умница, Клавочка! — подлизывается Вася и подмигивает мне: смывайся!

И мы за дверью.

— Ну, ты домой, а я — проверю! — Васильев кинулся к трамваю и на ходу вскочил в вагон.

У меня дома — песня та же.

— В кино Веру Холодную показывают, — говорит Анна Ивановна и вопросительно смотрит на меня. А я — на часы: Васильев должен вот-вот вернуться из губчека с данными о Нестеренко.

— Володя, годы уходят. А что я вижу с тобою?.. — Анна Ивановна сердито берет на руки Светланку. — И ночью тебя нет, и днем ты на работе. Девочка папку скоро не узнает… А годы уходят…

И впрямь — мне уже 24! Я казался себе стариком. Появились морщины.

— Будем, Нюся, ходить в кино каждый день!.. Кончим одно дельце… Сама знаешь, работать вполсилы не умею…

— Эх, ты, горе мое луковое! — сквозь слезы улыбается Анна Ивановна.

В окно ей видно было: в наш подъезд вошел посыльный из ОГПУ.

— Вас вызывают!

Подбрасываю девочку на руках, щекочу ее. Светланка заливается смехом. Целую толстенькие ручонки…

В вокзальном кабинете Вася Васильев, чистый, побритый, наглаженный и пахучий, молча встал из-за нашего общего стола и серьезно докладывает:

— Живет в нагорной части. Улица Чичерина. Дом собственный. Во дворе сарай-каретник. Усадьба на две половины. Брат живет за стенкой. Дядьки — пахать вполне можно!

— Когда ты успел, Вася?

Друг мой подмигнул:

— Не зря хлеб едим с квасом!.. В доме три свиньи, двор полон кур и утей. Две ломовые лошади. Две телеги — площадки на резиновом ходу. Сбруя с колокольчиками — честь честью!..

Вот когда пригодились обширные Васины знакомства! Я изумлен его ориентировкой. Но для порядка спрашиваю:

— Не спугнул?..

— Да нет! Хлопцы мне рассказывали, «бражка» извозчичья.

В дальнейшем было установлено, что в царское время братья Степан и Егор занимались частным извозом на товарной станции. После революции Степан Иванович подался на железную дорогу — дружки прежние устроили. Сначала был младшим кондуктором, потом — старшим и, наконец, назначили его главным кондуктором для сопровождения товарных поездов. А Егор Иванович все так же был ломовым извозчиком и якшался с нэпманами.

— Но они, по-моему, пешки — сомневался начальник ДТО ОГПУ, выслушивая наши доклады. — Ищите ферзей да королей!

— Это кто такие? — шепотом спросил Васильев.

— Есть такие фигуры в шахматах, — так же тихонько пояснил Павел Бочаров.

— Выдумают же буржуи! — чертыхнулся Васильев.

Когда мы вышли от начальника, Вася тронул Бочарова:

— В какой стране живут те маты и шахи?

Павел расхохотался:

— Игра такая умственная, чудак!

Васильев без улыбки отрезал:

— Нечего зубы скалить! Игру-у-ушка! Грабителей искать треба швыдче! Ко-о-рроли-и-и…

Честно признаться, и я не особенно разбирался тогда в этой игре. Как-то вечером Бочаров принес доску и фигуры деревянные, показал, как нужно ходить ими и какой смысл игры. В Москве выучился.

Нам игра не понравилась. Васильев повертел в руках резных короля и ферзя:

— Найдем и вас!

Бочаров посмеялся и достал из внутреннего кармана френча маленькую книжку в твердом переплете.

— Понимаете, друзья, генерал Слащов написал про врангелевский Крым. Оправдывается.

— А где он? — озабоченно спросил Васильев, готовый идти и арестовать генерала-палача.

— Служит в штабе Красной Армии! — срезал нас Павел. — Проклял свое ужасное прошлое, порвал с белогвардейщиной и в 1921 году попросился в Советскую Россию. Книжку его открывает письмо Дмитрия Фурманова. И вот одно любопытное место…

Павел пролистал книжку, нашел нужную страницу.

— «В области специальной вожаки врангелевцев, разумеется, были большими мастерами. И провели против нас не одну талантливую операцию, — читал Бочаров фурмановский текст. — И совершили, по-своему, немало подвигов, выявили немало самого доподлинного личного геройства, отваги и прочего. Красная Армия имела перед собою не случайный сброд и не военный кисель, а организованного, стойкого сильного, часто отважного и решительного, прекрасно обеспеченного врага, имеющего богатейший заморский тыл. Потому она и геройская, Красная Армия, что даже такого врага, а повалила, придушила, сбросила…»