– Я не знаю, не знаю, не знаю, – ответила Мила, закрывая бритую голову руками. – Мы никого не видели.

– Но как же? Полдня!

– Ничего не знаю, – поджала губы Мила, словно на допросе.

Надежда раздраженно вздохнула. Теперь она уже понимала, что эта узкая комната располагалась в толще стен башни, а неправильной формы дом маскировал ее, создавал оптический обман.

– Почему ты пришла одна? – спросила Мила, и слезы потекли из ее глаз.

– Я пришла на разведку, и все шло хорошо… Если бы Владимир не забыл свой плащ, то он бы не обнаружил меня. Не беспокойся, нас обязательно найдут! Пусть я и не говорила, что иду в этот дом, но Марко обязательно догадается. Он знает, что я подозреваю Владимира и что если я и пошла куда-то, то только сюда. Он догадается, вот увидишь! А уж когда он сюда придет, будь уверена, я подниму здесь такой шум, что они услышат нас и освободят.

Искра надежды мелькнула в испуганных глазах Милы, внимательно слушавшей Надю.

– Что он делает с вами? – спросила Надя у подруги, придвигаясь поближе.

Другая девушка все это время сидела в самом узком месте, в противоположном конце комнаты, смотрела в одну точку и слегка раскачивалась.

– Я не знаю… – прошептала Мила и подняла холщовую материю на руках.

Надежда вздрогнула, все вены подруги были исколоты, а кожа в кровоподтеках и гематомах.

– Боже! Что это?!

– Я не знаю… Он все время колет нам что-то… а иногда берет кровь из вены.

– Он вампир? – предположила Надя. – Что он колет вам? Наркотики?

– Я не знаю, но чувствую себя плохо…

– Он насилует вас?

– Что ты! Нет…

– Господи, он кормит вас?

– Конечно, очень хорошо… Только не выпускает на улицу… и делает уколы… А иногда здесь включается ультрафиолетовый свет, который заменяет нам солнце… Он заботится о нас…

– Как вы позволяете все это делать с вами? Вы же как подопытные крысы! – Надежда на время даже забыла о своей сильной головной боли.

– Скоро узнаешь…

– Ты даже не избита! Ты разрешаешь все это делать с собой? – продолжала недоумевать Надя.

– Он показал нам, что сделал с другими девушками… Ох, лучше тебе этого не знать.

– Тут еще кто-то есть? – вздрогнула Надежда.

– Много… было много, сколько – точно я не знаю, но в живых остались мы вдвоем, а теперь вот втроем… Вся эта башня имеет в толще стен потайные комнаты вроде этой. Там жили другие девушки и женщины… Сколько их было точно, я не знаю. И как долго они там жили, я тоже не знаю. А когда они умерли от его опытов, он избавился от них. – Плечи Милы затряслись мелкой дрожью.

– Успокойся, подруга, – сказала Надя, понимая, что это глас вопиющего в пустыне.

– Он спокойно залил эти ниши, эти искусственные полости в стенах, жидким цементом, – наконец-таки выговорила Мила.

– Вместе… – начала было Надя.

– …вместе с несчастными девушками, погребя их заживо, когда они стали ему не нужны. Поэтому мы с Аллой ведем себя хорошо. Да, Алла? – звякнула цепями Мила, обращаясь к своей сокамернице.

– Алла? – тупо переспросила Надя. – А не та ли это Алла из Москвы, что пропала год назад?!

– Я не знаю, о чем ты говоришь, но эта девушка русская, и она здесь очень давно. Она не говорит, это он называет ее Аллой. Я считаю, что она понимает, о чем говорят люди, вернее, я на это надеюсь, так как она тут единственная душа в этом аду, в этой тюрьме.

– Мила, не плачь! Мы обязательно выберемся отсюда, – сказала Надежда, с ужасом глядя на Аллу. Если это та женщина, о которой она подумала, то она должна была провести в заточении целый год, причем не просто в заточении, а в муках.

«Что он им колет, – содрогнулась Надя, – если это лекарство приводит к такому результату? Она же просто овощ. А что, если он и со мной такое сделает? Будем здесь овощной грядкой. Ой, Марко, надежда только на тебя. Ты же умный парень, ты же миллионер! Ну догадайся, ну додумайся, где я могу оказаться с моим неуемным характером», – погружалась в свои невеселые мысли Надежда. Она даже смотреть не могла на обритую, изуродованную подругу в какой-то нелепой одежде и цепях. Сердце ее сжималось от жалости…

– Почему вы обритые? – спросила Надежда. – Он побрил вас?

– Мы сами, вернее, я бреюсь сама и брею Аллу, когда он приказывает.

– Зачем?

– Он говорит, что так надо, чтобы было чисто, чтобы не завелись вши, он заботится…

– Мила, очнись! Я не узнаю тебя! Какая забота?! Боже, неужели я опоздала и ты сошла с ума? Зачем ты это с собой делаешь?

Мила качнулась в сторону Нади и прошептала:

– Ты с ним лучше не спорь, он умеет быть убедительным. Мой тебе совет, делай все, что он тебе скажет, так будет лучше.