Оседлав стул, Морель уселся перед Анри и наконец обратил на него внимание:

— Что новенького?

— Я уже час вам об этом толкую.

— О чем?

— О ней.

— О ком?

— Да о ней же, о мадам Рено!

— Ах да, понятно! Ваша стезя — порядочные женщины! Так что же с ней стряслось? Интересно ли вам узнать, что ее маленький бал удался? Вина оказались пристойны, а слуги вели себя как надо.

— А она? — спросил Анри. — Не правда ли, она была красива, а?

— Ох уж этот наш толстый, фатоватый котище! — фыркнул Морель. — Как он счастлив!

Анри улыбнулся и, не желая далеко заходить в своей исповеди, ограничился замечанием:

— Может быть, не так уж сильно, как вам показалось.

— Почему? Разве мы больше не взлелеянный избранник этого небесного создания?.. Как же я больно ударился коленом! — прибавил он, потирая ушибленное место. — Только такой недоумок, как я, вздумал бы здесь танцевать.

— Вы заметили, когда она сидела в глубине комнаты, под этим бронзовым канделябром, — продолжал допытываться Анри, — как она выделялась среди прочих женщин? Можно было подумать, что некое сияние озаряет ее лицо, ведь так?

— Постойте, постойте, дайте разжечь трубку!.. Так о чем вы толковали?

— Я? Ни о чем.

— Да нет же! Вы, кажется, промолвили: «Не так уж сильно, как вам показалось».

— Ну да, ну да! — закивал Анри, которого слова приятеля от любования красотою драгоценного предмета вернули к ненависти, что пробудила в нем эта любовь. — Вы знакомы с Тернандом?

— С тем молодым человеком, у которого зеленый фрак и шевелюра в фантастическом беспорядке? Ну да, и что с того?

— А известно ли вам имя того другого, который крутил лорнетку?

— Нет, но это не имеет значения! Продолжайте.

— Когда мы расстались, около четырех, мадемуазель Аглая обещала мадам Рено посетить ее во второй половине дня.

— Так. Что же дальше?

— Она пришла туда с своим братом, мсье Дюбуа.

— Так.

— В то время стояла хорошая погода, это вам известно?

— Нет, неизвестно, я спал. Но продолжайте.

— А не угодно ли вам узнать, что господам и дамам взбрела на ум идея прокатиться в Булонский лес.

— И что с того?

— Тернанд, пришедший повидать мсье Рено, уж не знаю зачем, встречает этого братца на улице, и они являются вместе, Мендес и Альварес тоже присоединились к их компании… Признайте, надо очень уж страстно любить верховую езду, чтобы решиться на это, протанцевав всю ночь.

— Согласен. А потом?.. Но Бог ты мой, как болит колено!

— Меня послали в манеж предупредить, что надобно подать лошадей; мы отправились от дома мсье Рено самым что ни на есть чинным манером: по двое — впереди мадемуазель Аглая с мсье Тернандом, за ними мадам Рено между мной и молодым человеком…

— И что же произошло? Да говорите же, этих господ убили? Этих дам подвергли насилию? А вы утопились в реке и оттого такой мокрый?

— Да нет, пошел дождь.

— Неужели и прочие разделили вашу судьбу?

— Ни в коем случае…

И Анри повел наконец рассказ обо всех напастях того дня, обо всем смешном и жестоком, что с ним приключилось: итак, сначала лопнула защепка, удерживающая штанину у ботинка, и та задралась чуть ли не до колена, вызвав смех мадам Эмилии; потом переломился хлыст, и он принужден был плестись в хвосте, далеко отстав от всей компании; Тернанд тем временем преизрядно галопировал и взял барьер, чем заслужил ее восхищение; Анри захотел сделать то же самое, но его коняга упала на колени; фатальные случайности преследовали его до самого конца: все давно уже ускакали черт-те куда, а его кляча только добралась до заставы Шайо; там его застиг дождь, и никогда ни один каменный пол, ни одну булыжную мостовую так не драили, не окатывали столькими ушатами воды, как его; все дамы и кавалеры с великим трудом удержались от хохота, когда он предстал перед ними, оставляя вокруг себя и лошади лужи воды, — одежда прилипла к телу, перчатки потеряли цвет, поля шляпы свисали на глаза. Мадам Эмилия ничего не сказала, как и все прочие, только слегка прикусила губу, Тернанд что-то насвистывал, Мендес в уголке тихо беседовал с мадам Дюбуа, Альварес и мадемуазель Аглая тоже разговаривали тет-а-тет.

Ему предложили погреться, пройти к камину, однако минуты через три он отошел от огня и, еще окоченевший, но через силу хихикая, уверял, что все в порядке, он уже обсох. После чего устроился на большом канапе полулежа, подсунул под локоть подушку и принялся кончиком хлыста соскабливать пятнышки присохшей грязи со своего костюма для верховой езды. Мадам Эмилия распространялась о браках по расчету и по обоюдной склонности с хорошеньким денди, усевшимся на низенькую скамеечку у ее ног, и продолжила чреду рассуждений, едва удостаивая Анри взглядом, да так жмурясь, что зрачков почти не было видно из-за полуприкрытых ресниц.

Не зная, что бы предпринять, все сели за карты — все, кроме него; игра очень развеселила присутствующих, а его продолжала томить скука.

Дождь и не думал кончаться, так что дамам для возвращения по домам понадобились фиакры, ожидали их долго, и все это время мадам Рено капризничала, дулась, обвиняя в этой задержке Анри; она его мучила и пытала, рвала на части, он не знал, что сказать или сделать, и с сердцем, в ярости готовым лопнуть, на удивление легко вспыхивал от малейшего пустяка, а если б осмелился, то непременно бы кого-нибудь побил; он жаждал внезапных несчастий, чтобы тотчас прийти на помощь, жертвенных подвигов, какого-нибудь возвышенного деяния, чтобы все были им посрамлены; но ничего необычного, что могло бы возвысить его в глазах той, кого он любил, так и не произошло.