— Зубы моржа, — продолжил свой рассказ археолог, — с незапамятных времен служили в качестве «белого золота». Здесь, на севере, не было ничего: ни драгоценных камней или металлов, ни пряностей — словом, ничего, что могло бы быть столь же желанной валютой [5] .

Как странно, что этим неприглядным гигантам судьба уготовила стать кладезем столь удивительного богатства и благополучия.

Костью вовсе не ограничивались материальные блага, которые можно было извлечь из туши моржа. Выделанная из шкур старых секачей кожа — толщиной в целый дюйм — могла остановить круглую пулю, выпущенную из мушкета, и не хуже доспехов из бронзы защищала от рубящего и колющего оружия. Любой специализирующийся на изготовлении щитов оружейных дел мастер и воины-покупатели добрый десяток веков отдавали явное предпочтение коже моржа, когда речь заходила о выборе материала для щита.

Для удовлетворения других нужд шкуры использовались с не меньшим успехом. Стоило расслоить кожу надвое или даже натрое, как получался превосходный материал, которым можно было обтянуть корпус корабля. Узкая бечева из разрезанной по спирали цельной шкуры могла пригодиться для изготовления ремня, весьма «протягновенного» — длиной в двести футов (60,96 м.). Из ремня, в свою очередь, можно было свить канат, столь же гибкий и прочный, как если бы он был изготовлен из лучших растительных волокон, впрочем, даже значительно крепче. Фактически вплоть до шестнадцатого века излюбленным видом оснастки и такелажа на некоторых видах судов северной Европы и Азии оставался канат из шкуры моржа.

Хотя в наши дни моржи обитают почти исключительно в арктических водах, прежде они встречались на юге Европы, в Бискайском заливе, на западе Атлантики и даже на полуострове Кейп-Код, лежащем далеко на юге. Однако по мере того как возрастала численность населения и человеческая алчность, а ценность моржовой кости все более увеличивалась, более южные стада были истреблены — одно за одним.

День уже перевалил далеко за середину, когда шкипер направил возвращающийся на родину «Фарфарер» в бурное приливное течение, вырывающееся из узкого пролива между островами Унст и Йелл. Готовые закружить в собственном водовороте, потоки воды толкали корабль почти так же грубо, как работают локтями члены корабельного экипажа, стремящиеся занять самое лучшее местечко, чтобы бросить долгий и жадный взгляд на родные берега. Над крышами разбросанных вдоль зеленых склонов усадеб из камня и дерна курятся тонкие кольца едкого торфяного дыма. Здесь и там крошечные фигурки машут проплывающему кораблю.

Вот один из членов экипажа взглянул случайно на воды, простирающиеся перед носом корабля.

Взглянул, да так и вскрикнул от удивления: «Секач!»

Все вытянули шеи, чтобы увидеть животное, которое на Тили вряд ли бы привлекло хоть чье-либо внимание и взгляд. Но здесь — здесь это было в диковинку. Люди стали громко приветствовать моржа, махать руками, особенно когда взрослый секач вынырнул наполовину из воды, чтобы пристально посмотреть вслед экипажу. Шкипер — как всегда у штурвала — успел лишь мельком заметить огромный купол головы, глаза секача и солнечные блики на бивнях перед тем, как животное погрузилось. Он громко рассмеялся в ответ на приветствие, полученное у родных берегов от столь редкого в здешних водах создания, ведь уже не менее десятка лет минуло с тех самых пор, когда в последний раз довелось видеть это дивное творение среди Северных островов.

Старики помнят, что моря вокруг островов некогда кишели секачами. Весной они целыми тысячами выбирались на ластах из воды и заполняли все доступные им взморья и побережья. Будучи очевидцем подобных представлений на брегах далекого Тили, шкипер не сомневался, что когда-то они разыгрывались на родных островах с банальной регулярностью смен времен года.

Перед его глазами оживала запечатленная в преданиях память родного народа.

На заре времен люди обычно не трогали секачей. Рыбаки в своих утлых суденышках оставляли за моржами право пользоваться просторными лежбищами, поскольку считалось, что животные, если человек только посмеет вмешаться в их жизнь, окажутся смертельно опасными. Но случилось непредвиденное: должно быть, какой-то жадный до риска юнец — бесшабашный сорвиголова — убил детеныша моржа, который прилег понежиться вдали от стаи моржей, загоравшей на отлогом морском берегу. Рискованность подобного «подвига» была явно чрезмерной, ибо у людей было более чем достаточно другой пищи, которую обычно поставляло море, изобилующее тюленями и кишащее рыбой. Более того, эти создания, исчислившие, сколько нужно движений ластами и нырков, чтобы из конца в конец измерить пустыню, простершуюся от суши и до моря, — эти величественные творения не только соединяли два края мирозданья, но и видимый мир с сакральным. Для людей, издревле населявших Северные острова, они были тотемными животными и считались поэтому поистине священными и неприкосновенными.

Люди и моржи разделили общую судьбу северян, без ссор и распрей они обживали острова и окружающие воды. Но вот летом безымянного года, примерно за тысячу лет до нас, дружина островитян совершила рискованное плавание на юг.

Путешественники надеялись раздобыть слитки тяжелого желтого металла, рождающегося от союза олова с медью. В те времена на севере бронза была в диковинку, так что воочию убедиться в ее существовании могли лишь немногие, хотя о ее изумительных свойствах были наслышаны все.

Мореплаватели из числа жителей самых крупных островов смогли приобрести лишь какие-то крупицы бронзы, так что делиться им было нечем. Однако они поведали односельчанам, что земли дальнего юга таят, по всей видимости, несметные богатства — залежи металлов. Островитяне расправили паруса и двинулись в путь. Долго ли, коротко ли они плыли вдоль неведомых берегов, но вот однажды им встретилось столь огромное поселение, что страх сковал душу и пришлось отогнать самую мысль о том, что можно приблизиться к этим землям.