Филипп взялся за кольцо и ударил три раза по лысине латунной головы.

— Ой-ой-ой! — закричала голова, и Филипп испуганно отскочил. — Зачем так сильно?

— Про… прошу прощения, — забормотал Филипп и изумленно уставился на голову, которая безуспешно пыталась подуть на свой лоб. — Я не знал, что… Мне очень жаль.

— Очень жаль? — повторила голова и с удивлением посмотрела на него. — Ты сказал, что тебе жаль?

— М-м, ну да, — ответил Филипп в растерянности, не совершил ли он опять какой-то ошибки.

Скупая слеза побежала из уголка глаза головы по ее блестящей щеке.

— Впервые за почти две тысячи лет, что я тут провисел, я слышу эти слова из других уст, а не моих собственных. Я сам много раз говорил, что мне очень жаль, что я раскаиваюсь в том, что совершил. Это совсем не моя вина. Ни в коем случае не моя. Я говорил им, что, по-моему, этот человек не виновен ни в каком преступлении, я даже предложил им отпустить его. Но они не хотели слушать. Они требовали осудить его, и я вынужден был сделать это! А теперь осужден я сам. На веки вечные обречен висеть здесь и мучиться так, как я сам когда-то мучил других. Никто не слушает меня, никто не хочет понять, что это совсем не моя ви… Ой!

Никто не дотрагивался до латунного кольца, но оно вдруг само поднялось и еще раз сильно ударило человека по лбу.

— Заткнись! — приказала голова козла, висевшая выше. — Уши кровью обливаются, когда я слушаю твои вечные стенания!

За дверью послышалось шарканье, потом звон тяжелых цепей и скрип: кто-то нажал на ржавую ручку.

В двери открылась верхняя половина, и, когда странный дверной молоток исчез в доме, Филипп услышал шепот латунной головы:

— Спасибо за добрые слова, мой мальчик. Они согреют мое старое сердце, которого, кстати, у меня больше нет.

— И какой дьявол может стучать так рано ночью? — прогремел низкий скрежещущий голос, и в верхнем окошке появилось внушающее ужас существо. При виде его Филипп чуть не задохнулся.

— Я так хотел, черт меня побери, насладиться заслуженным отдыхом этой ночью!

Чудовище было высотой в три метра и скорее напоминало древнего ящера, чем человека. Кожа его была зеленой, морщинистой и облупившейся, а над извергающими пламя желтыми глазами торчали два рога длиной в руку Филиппа и толщиной в его ногу. На подбородке «ящера» росла витая длинная борода, похожая на кривой коготь, с плеч чудовища свешивался потасканный халат.

— Ну, кто тут есть? — спросил «ящер» и осмотрелся. Его взгляд скользнул поверх Филиппа, который ему был не выше чем по пояс.

Чудовище посмотрело на дверной молоток.

— Это вы тут опять ссоритесь? Черт бы вас разодрал, ну как же мне надоело вставать только потому, что вы не можете разобраться…

— Это я, — осторожно сказал Филипп.

Ящероподобное чудовище посмотрело вниз и зажмурилось.

— Ты один? — фыркнуло оно, и из его широких ноздрей появились два столба серого дыма. — Меня поднимают из моей мягкой постели, чтобы я впустил только одного? Никогда этого не будет! А то, чего доброго, кто-нибудь подумает, что наказывают здесь меня! Минутку!

Гигант исчез в двери и появился через несколько секунд с огромной книгой, переплетенной во что-то, напоминающее светлую кожу. Он открыл книгу и перелистал ее, косясь желтыми глазами на Филиппа.

— Ты ведь довольно юный, да?

Языком, конец которого разделялся надвое, незнакомец послюнявил покрытые чешуей пальцы и перевернул еще несколько страниц.

— Сколько лет тебе?

— Тринадцать.

— Тринадцать? — буркнуло чудовище с большим уважением. — К нам редко попадают столь юные. Значит, тебя рано не полюбили.

— Как это понимать? — Филипп покачал головой. — И что это вообще за место?

— Что за место? — Чудовище приподняло бровь. — Так ты еще не понял? Да, да, злоба и глупость часто ходят рука об руку. — Кривая улыбка обнажила острые зубы «ящера», а его скрипучий голос превратился в шепот. — Это, сынок, преддверие Ада. А вон там, — кривой коготь показал на черные ворота, — находится Ад.

— Ад? — шепотом повторил Филипп, и в его голове картинка прокрутилась еще раз.

Кот, который разговаривал с ним. Толчок в спину, который бросил его на дорогу. Радостный вопль Сёрена. Визжащий звук тормозов. Пожилой мужчина за рулем. И поглотившая Филиппа тьма…

— Это мне снится, — произнес он, когда стоял на самом верху длинной-предлинной лестницы, но он уже тогда твердо знал, что это ложь.

Это был не сон.

«На меня наехал автомобиль, — подумал он сейчас. — Наехал, и я умер. Я умер и теперь нахожусь в… в…»

— В Аду? — произнес Филипп и почувствовал жуткое смятение.