– Мама… – проговорил Андрей, поняв, что самый страшный вариант отсрочен и у него появился шанс.

– Она не слышит вас. Наркоз еще действует, – объяснила медсестра. – Мы отвезем ее в реанимационную палату, туда посетителям нельзя, – предупредила она.

– Никак нельзя?

– Никак.

Каталка удалялась. Андрей стоял, не зная, что ему сейчас делать. Из бокса вышел уставший реаниматолог – высокий немолодой мужчина в операционных бахилах. Он сорвал с лица повязку, сунул ее в карман, понимающе глянул на Андрея и предложил:

– Пошли покурим, а заодно и поговорим. Есть о чем.

– Пошли, – согласился Андрей.

За окном уже занимался рассвет. Врач сидел в кабинете, размешивая в большой чашке растворимый кофе, в пепельнице набралось уже шесть окурков. Сам Андрей от кофе отказался. Ему казалось, что ему сейчас ни пить, ни есть уже не надо. Организм мобилизовал силы, он мог сейчас и горы свернуть, было бы куда приложить силы, лишь бы толк от этого был.

– …на этот раз мне удалось возобновить биение и потом красиво восстановить ритм сердца, – спокойно говорил реаниматолог. – Но в следующий раз этого может и не случиться.

– Доктор, только честно, сколько ей осталось, если не сделать операцию? – Андрей почувствовал холодок в душе от собственных слов. – Мне это нужно точно знать. Должен же быть шанс. Все для этого сделаю.

Врач отхлебнул кофе, взглянул на потолок, будто там был написан ответ, и сказал:

– Полгода, и это оптимистический вариант. Но из них месяца четыре придутся на больницу. Такие операции могут сделать у нас только в Москве и Питере. Но бюджетная очередь на них… – присвистнул реаниматолог. – На годы вперед расписано. Нам на область даже не каждый год место в ней выделяют. А таких больных у нас двадцать пять человек. Вот в Европе за деньги – можно.

– Мать говорила, операция сорок тысяч евро стоит? – уточнил Порубов.

– Абсолютно верно, дорогой вы мой человек, – подтвердил реаниматолог, отхлебывая кофе.

– Можете подсказать клинику, где ей сделают операцию?

Реаниматолог вопросительно посмотрел на Порубова – мол, у вас, молодой человек, таких денег нет и никогда не будет, если, конечно, вы банк не ограбите.

– Бабки я найду, в смысле, деньги отыщутся, не сомневайтесь. Она же для меня все.

Врач недоверчиво прищурился, но спорить не стал, поднялся, шагнул к старому стеллажу и вытащил красочный каталог.

– Ездил я в Берлин на симпозиум по обмену опытом, там и взял. Совсем свежий каталог, этого года.

Зашуршали глянцевые страницы, с которых Порубову широко улыбались счастливые заграничные пациенты, строго и умно смотрели из-под очков светила мировой кардиологии, за окнами палат открывались чудесные пейзажи.

– Вижу, вы по-английски почти не читаете, – чуть заметно улыбнулся врач, глядя на то, как пытается разобрать напечатанное Андрей.

– Последний раз в школе читал, – честно признался тот, разглядывая цветной разворот каталога с фотографиями палат немецкого медицинского центра кардиологии, и твердо пообещал себе в мыслях, что не пройдет и месяца, как его мать уже будет проходить послеоперационную реабилитацию в одном из этих интерьеров. А мысли и слова его никогда не расходились с делом.

– Я вам переведу. В вашем случае – это самая лучшая клиника. У них девяносто пять процентов удачных операций, даже в запущенных случаях, как у вашей матери. Извините за откровенность, где ж вы раньше были, почему только сейчас спохватились? Вот если бы года два назад…

За городом всегда спокойней и тише, чем в самом городе. Роскошные мальвы раскачивались на ветру. Вечернее солнце крошилось в противопожарном пруду. Звучно квакали лягушки, искали себе пару. Дикий виноград густо покрывал сетчатые проволочные заборы небогатых дачных участков рядового кооператива. В будний день большинство дач пустовало. Что поделаешь – работа, нужно зарабатывать для прожитья семьи. Лишь пенсионеры могли позволить себе роскошь отдыхать за городом. Некоторые, начиная с весны и кончая поздней осенью, тут и жили постоянно. Пенсия небольшая, особо не наездишься, бензин дорогой, да и машины у пенсионеров старые. А тут сад-огород с дармовыми овощами, зелень, грибы-ягоды в лесу. Повезет – можно и рыбы на уху в речушке наловить. Старому человеку много не надо, лишь бы осталось с пенсии детям-внукам помочь. Если позволяло здоровье, то одинокие старики сдавали свои городские квартиры, а сами в сезон перебирались на дачи.

Одним из таких отшельников был Петр Антонович Замирухин. В свое время работал он актером, играл в областном театре, как-то даже ему роль Гамлета доверили, но долго в этом образе Замирухин на сцене не задержался. Не повезло, попал в драку возле ресторана – шпана стаей налетела, так его отделали, что о профессиональной сцене навсегда пришлось забыть. Как же играть будешь, если на лицо пятнадцать швов наложили, челюсть неправильно срослась и рука лишь наполовину сгибается? Пару лет продержали Петра Антоновича в театральной массовке, играл роли типа «кушать подано», а потом подвернулась работа по душе. Возглавил он театральный кружок при городском Дворце молодежи. Многие через этот кружок прошли, кое-кто даже настоящим актером стал.

Андрей Порубов и Толик Плещеев тоже в любительских спектаклях участвовали, надежды артистические подавали. Ну а когда школу окончили, надо было в жизни определяться, и не до театра стало. Но взбалмошного старика добрым словом иногда вспоминали, захаживали к нему, пока он на пенсию не вышел и на дачу не перебрался. Вот уже четыре года, как не виделись.

Петр Антонович сидел на террасе своего домика, щурился на пунцовое заходящее солнце, думал о том, что вот еще один день почти и прожит. А впереди его не ждет ничего! Еще один такой пустой день, который нужно пробрести, прожить как придется.