— Вам придется подписать этот протокол… прочтите… из него узнаете, в чем вас обвиняют.

Я прочла и удивленно посмотрела на Щенникова.

— Вы не находите, что это уж чересчур глупо? — спросила я.

Согласно протоколу меня и моих товарищей обвиняли в попытке «реставрации капитализма методом террора и диверсии».

— Вы думаете, я это подпишу? — спросила я.

— Раньше или позже подпишете, — устало уронил следователь.

— Но, товарищ следователь…

— Называйте меня… меня зовут Александр Данилович.

— Поняла. Постараюсь никак вас не называть. Послушайте, смотрите мне прямо в глаза и скажите, что вы сами верите в это… ну в эту чушь!

Щенников усмехнулся: «Черт побери, что я — круглый идиот, не понимаю, кто передо мной сидит?»

— Ладно, — добавил он, — вы сегодня устали. Все-таки арест — это травма, отправлю-ка я вас лучше спать» если, конечно, уснете… Постарайтесь уснуть. Завтра я вас вызову.

— Спасибо, — сказала я. — У меня к вам просьба: необходимо уведомить о случившемся маму, ведь она теперь от беспокойства с ума сходит.

— Не положено.

— Как не положено?.. Но ведь это жестоко. Одну ночь не явлюсь домой, другую, мама может подумать, что со мной случилась беда.

Щенников взглянул на меня с любопытством.

— У вас действительно беда, Валентина Михайловна.

— Какая же это беда? Я жива, здорова. Если хотите знать, мне даже очень интересно посмотреть, какие у нас тюрьмы, какие методы следствия…

— Ваша мама обратится в милицию, — перебил меня Щенников, — там ее надоумят, где вас искать…

Утром меня не вызывали, а вот после ужина, заглянув в камеру, осведомились, кто тут есть на букву «М»?

— Мухина, — отозвалась я.

— Собирайтесь к следователю. Быстренько.

У Щенникова я, к моему удивлению, застала нескольких молодых следователей; как я поняла, их прислали для ведения перекрестного допроса. Они удобно расселись на диване, на стульях и уставились на нас, как в театре.

Щенников вновь стал убеждать меня подписать протокол. Убеждал на всякие лады: и уговаривал, и угрожал.

Однако то один, то другой из молодых следователей-стажеров вставал, заходил за спину Щенникова, словно хотел посмотреть в окно, и незаметно делал мне красноречивые знаки: дескать, не подписывай.

Щенников обратился к следователям:

— Я что-то вас не слышу. — И стал раскуривать папироску.

Но перекрестный допрос явно не получался. Они что-то мямлили, тянули. Один ни к селу ни к городу стая рассказывать о том, как героически вел себя один из его подследственных, но спохватился, перевел разговор на то, почему мой следователь, которая меня арестовала, отказалась вести следствие.

Хмурившийся Щенников внезапно расхохотался. Оказывается, она подала заявление на имя начальника НКВД, что Мухина — опытный, матерый враг народа — ей не по зубам: потому что она смеялась во время ареста и у нее не пропал аппетит. Все дружно захохотали.

— Но вернемся к протоколу… — сказал Щенников.

— Александр Данилович, хватит меня убеждать в том, во что вы и сами не верите. Давайте я лучше расскажу вам, как я в первый раз влюбилась.

— Это было в Саратове? — с надеждой спросил Щенников.

— Нет, это было в Севастополе.

Тут я припомнила один весьма комичный случай из своей жизни и рассказала его. В разгар нашего веселья в кабинет зашел один крайне несимпатичный, и судя по тому, как все сразу притихли и подтянулись, следователь довольно высокого ранга.

— По какому поводу такое веселье? — сухо осведомился он.

Все промолчали.

— Подписала? — кивнул он на меня.

— Пока не подписывает, — вздохнул Щенников.

— Не узнаю тебя, Александр Данилович. А почему она у тебя сидит? — неожиданно спросил он. — У меня стоит вторые сутки… А ну-ка, встаньте! — рявкнул он и выдернул из-под меня стул. Я не растерялась и мгновенно села на пол. Он опешил.

— Что еще за фокусы. — Он поднял меня. Я поджала ноги.

Ребята не выдержали и фыркнули от смеха.

— Прекратите этот балаган, — твердо потребовал Щенников. — Я старший следователь и веду следствие как нахожу нужным.

Все заметно приуныли.

Когда этот отвратительный человек ушел, я долго смотрела на следователей, испытывая странное чувство жгучей жалости к ним. Один из них, худощавый паренек с ярко-синими глазами, вдруг сказал:

— Валентина Михайловна так на нас смотрит, как будто… как будто, — он запнулся. Щенников усмехнулся: