Она взглянула на Престона.

— Я никогда не заигрываю с мужчинами, — сказала девушка, смягчая предыдущую грубость. Вежливость и не более того.

— Это я уже понял, — ответил он, ухмыляясь.

Несправедливо, но когда Престон вот так улыбался, он выглядел еще симпатичнее. Глядя в сторону, Шей взяла две тарелки и передала их людям, стоящим за ним.

— Приятно было познакомиться с вами, Престон, но мне действительно нужно закончить обслуживать гостей.

Музыкальная группа выбрала именно этот момент, чтобы прерваться мягкой романтической балладой. Престон по-прежнему не собирался понимать ее намек и отойти.

— Никогда не думал, что скажу об этом, но не хотела бы ты потанцевать со мной, сестричка? Конечно, после того как закончишь здесь.

Шей открыла рот, чтобы сказать «нет», но ничего не получилось. Она поняла, что хочет сказать «да». Хотя ее сводные братья и сестры менялись чаще, чем одежда, и она, скорее всего, никогда больше не увидит этого мужчину, Шей хотела сказать «да». Не потому, что Престон привлекал ее или что-то типа того, а потому, что он представлял собой все, что она всегда отвергала.

«И продолжаю отвергать. Так безопаснее».

— Нет, — ответила Шей. — Просто ... нет.

И снова перенесла внимание на торт.

Ее мать натянуто хохотнула.

— Нет причины грубить, Шей. Один танец не убьет тебя.

— Я сказала нет, мама.

Последовала довольно тяжелая пауза.

— Ты, — вдруг громко сказала Тамара. Она указала на одну из ужасно одетых подружек невесты. — Займись тортом. Шей, пойдем со мной.

Сильные пальцы обхватили запястья Шей. Секунду спустя мать вытащила ее из свадебной палатки и потянула на край пляжа.

«Ну, вот опять ...» — вздохнула девушка. Так было всегда. Каждый раз, когда ей и матери приходилось дышать одним воздухом, Тамара вспыхивала и напоминала Шей, как же она ее разочаровала.

«Боже, только не это».

Песок проник в сандалии Шей и хлюпал между пальцами ног, а теплый соленый бриз окутал ее, тихо шурша травяной юбкой. Лунный свет освещал их путь. Волны пели нежную, успокаивающую песню.

Мать прищурила бархатистые карие глаза, такие же, как и у Шей. Тамара так быстро отпустила руку дочери, как будто ее прикосновение могло вызвать преждевременные морщины.

— Ты так смотришь на моих гостей, будто они больные.

Шей скрестила руки на груди.

— Если бы ты знала меня хоть немножко... — тихо сказала она, — ты бы знала, что я ко всем так отношусь.

— Меня не волнует, как ты относишься к другим! Ты будешь относиться ко всем здесь, в том числе к Престону — нет, особенно к Престону — с уважением. Ты меня поняла? Просто, — ответила Тамара, убрав прядь волос с лица дочери — притворись на несколько часов, что у тебя есть сердце.

Это задело. Причем ужасно. Но Шей заставила себя улыбнуться.

— Почему бы тебе не пойти к своему новому мужу, может он тебя успокоит, а? Не расстраивайся ты так, а то появятся морщины, будешь, как изюм.

Задыхаясь от ужаса, мать погладила кожу вокруг глаз, нащупывая «гусиные лапки».

— Я только что сделала укол ботокса. У меня не должно быть ни одной морщины. Ты их видишь? Ты видишь проклятые морщины?! Я не могу поднимать брови, чтобы узнать об этом — мышцы не будут работать.

Шей закатила глаза.

— Что мы здесь делаем?

Тамара топнула ногой и напряглась.

— Я, наконец, нашла любовь всей моей жизни. Почему ты не можешь принять это и просто порадоваться за меня?

— Ну да, конечно. Это шестая любовь в твоей жизни!

— Ну и что, дьявол меня подери? Я делала ошибки в прошлом. Все лучше, чем жить вообще без отношений, как это делаешь ты, только чтобы избежать боли, — мать сделала паузу, повыше подняв подбородок. — Ты отвергаешь всех мужчин, Шей. У тебя даже свиданий не было.

Да, не было. Нормальных свиданий не было. Она всегда с подозрением относилась к пути, по которому ей придется пройти для получения легендарного «и-будьте-счастливы-до-конца-дней-своих». Когда-то Шей пыталась ходить на свидания. Но быстро обнаружила, что мужчины никогда не перезванивают, а только обещают. Она не интересовала их как человек, только как бессловесное обнаженное тело. Они восхищались другими женщинами в то время, когда должны были ухаживать за ней.

Они лгали, использовали ее и мошенничали. И не стоили ее внимания.

Шей накрутила травинку на палец.

— Я желаю тебе всего наилучшего с новым мужем, мама. — Нет смысла снова проходить это. — А сейчас я поеду домой.

— Ты никуда не поедешь, пока не извинишься перед Престоном, — мать ткнула пальцем в лицо Шей. — Относишься к нему как к голодранцу, а я не потерплю такого отношения. Я не хочу, слышишь меня?

Шей действительно плохо к нему отнеслась, и ей стало стыдно за это. Но извинятся как-то не хотелось. Это было бы первым шагом к беседе. Разговор мог бы перерасти в дружбу, а дружба предполагает наличие некоторых чувств. Чувства, в конечном счете, испоганят все, чего Шей с таким трудом добилась.