Ховрин Николай Александрович
Шрифт:
Появление «Адмирала Макарова» в Гельсингфорсе никого особенно не удивило. Все знали, что командование по мере надобности проводит различные переброски судов. На другой день в гавань вошли три подводные лодки, прибывшие из района Ганге, и три эсминца из Лапвика. На всех этих кораблях команды были настроены соглашательски. Это уже показалось нам подозрительным.
[104]
После очередного заседания Центробалта, задержав нескольких членов президиума, Дыбенко высказал свои соображения:
— Не нравится мне эта передислокация. Пока, конечно, возражать против нее нет прямых оснований, но надо быть начеку...
В ночь на четвертое июля флотские радиостанции приняли экстренное сообщение из Петрограда. Бюро ВЦИК открытым текстом просило всех слушать только призывы Всероссийского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Приняла эту радиограмму и станция «Полярной звезды». Примерно в это же время в штаб командующего флотом по прямому проводу поступила юзограмма от помощника морского министра. Она сообщала, что солдаты пулеметного полка устроили на улицах столицы беспорядки, в городе слышна стрельба.
Так, в Гельсингфорсе впервые узнали о событиях в Петрограде. Утром из столицы не было никаких сведений, но после полудня в Центробалте стало известно, что штаб флота по аппаратам связи принял воззвание бюро ВЦИК к солдатам: не выходить на улицы с оружием в руках. Эта весть еще больше встревожила нас. Находясь в неведении об июльской демонстрации, мы чувствовали, что в столице происходит нечто серьезное.
В этот же день на «Полярную звезду» явились двое матросов, приехавших из Петрограда.
Они подтвердили, что там, где-то в центре, действительно раздавались винтовочные выстрелы.
На кораблях, стоявших в гавани, нарастало возбуждение. Поползли самые невероятные слухи о положении в Петрограде. Наиболее горячие головы уже с уверенностью утверждали, что началось вооруженное восстание. Моряки кучками собирались на палубах, в кубриках. Жадно слушали тех, кто хоть что-то знал.
Во второй половине дня в Центробалт явился взволнованный офицер из штаба командующего.
— Я от адмирала Вердеревского, — сказал он, обращаясь к Дыбенко. Командующий флотом считает совершенно недопустимым открытое телеграфирование.
— Это вы о чем? — спросил удивленный Дыбенко.
— Радиостанция «Республики» отправила радиограмму Кронштадтскому Совету. Позвольте зачитать текст. Тут говорится: «Экстренно сообщите о последних событиях. Нужна ли помощь?» Вердеревский считает...
— То, что считает Вердеревский, мы уже слышали, -
[105]
раздраженно сказал Дыбенко. — Передайте адмиралу, что вопрос этот мы выясним.
После ухода офицера разгорелся спор: правильно ля поступили матросы «Республики», снесясь с Кронштадтом через голову командования? Большинство сошлось на том, что — не время вдаваться в уставные тонкости, когда надо срочно узнать о событиях и определить свое к ним отношение. Может быть, требовалась срочная помощь петроградским товарищам.
Вскоре от матросов со штабного корабля мы узнали, что в столице происходит нечто вроде вооруженной манифестации. Как будто бы демонстранты обстреляны из пулеметов. Все эти отрывочные сведения только усиливали возбуждение. В Мариинском дворце срочно собрались представители всех революционных организаций Гельсингфорса. На этом совещании было принято обращение, которое сразу же отправили в казармы, на корабли и на заводы. В нем говорилось: «Товарищи матросы, солдаты и рабочие! В связи с происходящими в Петрограде событиями, вызванными кризисом власти, совещание центральных революционных организаций Гельсингфорса призывает вас с величайшей осторожностью относиться ко всякого рода слухам. Оно зовет вас сплотиться теснее вокруг своих революционных организаций, сохранять полную выдержку и бдительно следить за всякими контрреволюционными попытками, сообщая о таковых своим организациям и Осведомительному бюро революционных организаций Гельсингфорса (Мариинский дворец).
Вместе с тем совещание призывает вас быть готовыми встать на поддержку революционной демократии в ее борьбе за власть.
Осведомительное бюро будет непрерывно осведомлять армию, флот, рабочих и население Финляндии о текущих событиях.
Вся власть Всероссийскому Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов!
Сплотимся вокруг революционной борьбы нашей трудовой демократии за власть!
Никаких неорганизованных выступлений!»
Большие опасения вызывала у нас позиция, занятая штабом командующего флотом. Мы знали, что по аппаратам Юза ведутся двухсторонние переговоры командования с морским министерством и генеральным штабом. Получая информацию из Петрограда, командование почему-то не
[106]
доводило ее до нас. Это настораживало членов Центробалта. Президиум ЦКБФ решил послать в штаб комиссаров, которые должны были присутствовать во время переговоров на линиях прямой связи со столицей. Избрали трех человек. В их число попал и я. Получив мандат, немедленно отправился в штаб командующего.
Телеграфная рубка на «Кречете» была местом, куда строжайше запрещался доступ всем посторонним. Кроме обслуживающего персонала сюда могли заходить лишь самые доверенные офицеры штаба. Эти строгости были вполне понятными: через руки связистов проходили данные о дислокации кораблей, приказы, распоряжения и другие секретные документы.