Ни он, ни она никогда прежде не занимались подобными вещами, и все было им в диковинку. Оказывается, в палатке не оттого светло, что в ткани есть крошечное марлевое окошко, а по причине прозрачности самой ткани, и листья плакучей березы, волнуясь в солнечных лучах, печатают на стенах и потолке причудливый двухмерный мир… И спальные мешки, как выяснилось, застегиваются изнутри, и Юля, запаковавшись в мешок, чтобы испытать его, показалась Арсеньеву неожиданно маленькой, хотя ростом она была не ниже метра семидесяти пяти.

Юля раскрыла свой поляроид и устроила на сучке березы. Отбежала, приникла к Арсеньеву, фотоаппарат вспыхнул… Рассматривая снимок, довольно удачный, она вдруг наморщила лоб.

– Интересно, а маме с папой я что – это вот и покажу? Как, вообще, быть с фотками из турпохода…

Арсеньев пожал плечами: он уже чувствовал постоянное, ни на минуту не отпускающее замирание в груди: вечерело, солнце уж скрылось за кромкой леса на противоположном берегу. Время ползло медленно, но все же – ползло. К неминуемой ночи.

– Ой, комар! – вдруг взвизгнула Юля.

– Ерунда! – бодро отозвался Арсеньев. – У нас есть всякие средства.

– Не сомневаюсь. Но это – малярийный комар.

– Если большой, то он тем более не страшный. Это – карамора. Она не кусается. И к малярии она не имеют никакого отношения.

Юля с сомнением смотрела на двух больших карамор, кружащих над ее головой.

– Кыш! – крикнула она, растопырив пальцы.

Арсеньеву что-то показалось странным в поведении карамор, но он не мог сразу сообразить – что…

Он придвинулся к Юле. Взял прядь ее волос, расправил на своей ладони. Это было чудесное, рассыпчатое вещество… Арсеньев осторожно обнял Юлю за плечо, другой рукой прикоснулся к ее щеке, развернул ее лицо к себе… Внезапно что-то укололо его запястье.

Брошка! Арсеньев двумя пальцами взял эту брошку, обвел ее контур. Изделие, конечно, не интересовало его – просто он немного знал науку соблазнения: женщины всегда тихонько плывут мозгами, когда коварный искуситель притрагивается к их украшениям… Но эта брошь все же не могла не остановить его взгляд. Раньше он не замечал ее, рассматривая Юлю более общим планом.

Это было нечто! Широкое кольцо размером с рубль советских времен, украшенное причудливым орнаментом, возможно, было отлито из чистого золота. В центре кольца, вписываясь в него вершинами, красовалась фигура, похожая на мальтийский крест. Самым удивительным казалось то, что кольцо, служившее оправой к этому кресту, было выполнено из гораздо более дорогого металла, чем сам крест, который, скорее всего, сделали из обыкновенного серого свинца.

– Откуда у тебя эта вещица? – спросил Арсеньев.

– От бабушки, – пожала плечами Юля. – А ей – от прабабушки…

Она недоуменно смотрела на Арсеньева. Ей только что казалось, что мужчина вот-вот поцелует ее. Но он почему-то заинтересовался ее брошкой!

Странная стилистика этого украшения была очень хорошо знакома Арсеньеву…

– Минуточку! – сказал он, расстегнул рубашку и вытащил на свет небольшой круглый предмет на золотой цепочке. – Это кулон счастья, – заговорил он, смущаясь. Он попал ко мне… Впрочем, не важно. Позволь-ка…

Юля не знала, что так взволновало Иванваса, но руки его тряслись, как у алкаша, когда он, поднеся свой кулон близко к глазам, переводил взгляд с кулона на брошь и обратно.

– Как это отцепляется? – спросил Иванвас неожиданно грубо.

Юля с недоумением сняла брошку, положила ему в ладонь и через несколько секунд вскрикнула от изумления: дрожащие пальцы так соединили два драгоценных предмета, что они совпали в один!

Арсеньев испытывал радость и страх. Радость – оттого, что предсказание феи сбылось, страх – оттого, что это действительно произошло. То был безмерный мистический страх – перед самой реальностью, которая с этого момента стала другой. Мир устроен совсем не так, как мы думаем, и отныне перед Арсеньевым открылся совсем другой, непознанный мир.

Непонятным было то, как объяснить это девушке, которая сидела рядом, хлопала большими синими глазами и ничего еще не знала.

– Что с тобой? – удивленно спросила она. – Ты будто бы экстази принял.