Ночь прошла спокойно. Утро было серым и печальным. Ползучий туман до краев наполнял озерную чашу. Люди ворочались, стонали, прижимались друг к дружке. Булдыгин жаловался на любимую невралгию.

– Боже правый, еще одно утро в Арктике… – хрустел он ледышками в горле. – Когда же это кончится… Мужики, нам надо срочно отсюда валить – нас же похоронят в Марьяновске, как вы не понимаете?

– Балабанюк, марш на зарядку… – хрипел сержант. – Служба продолжается, боец… А мне еще отчитываться перед твоей мамашей за сохранность ее щенка…

– А может, не надо, товарищ сержант? – жалобно умолял солдатик. – Мы же не в казарме…

– Да хоть в публичном доме! Марш на зарядку, говорю! Бегом! Двадцать кругов вокруг шалаша!

Вскоре от мелькания бегающего по кругу Балабанюка закружилась голова. Люди с кряхтением поднимались.

– Балабанюк, кончай моросить, – раздраженно прикрикнул сержант. – Разбегался тут, без тебя голова кругом… Можешь оправиться. Стройся на завтрак!

Доели холодных карасей, запили водой из озера. Продираясь сквозь вязкий туман, мы обогнули чашу и вошли под сень брусничного бора. Направление – северо-запад. Густой подлесок задержал продвижение, но и он остался за спиной.

– Товарищ сержант, а эти ягоды можно есть? – кричал из кустов Балабанюк.

– Можно, Санек, можно, – снисходительно разрешал Капустин. – Но только раз.

Мы обходили стороной глухие ельники, топали по солнечным березнякам с обабками и мухоморами, по зараженным редколесьям. Булдыгин тормозил – жаловался на застарелую анальную трещину (как у Наполеона), на топографический кретинизм. В какой-то миг я что-то почувствовал. Грядет событие. Уже близко… Я оказался впереди всех, перепрыгнул через овраг, покорил терновник, преодолел высохшее русло речушки, земляной вал, заросший «футбольной» травкой. Уставился на дорогу…

Мы выбирались на проезжую часть, поросшую чертополохом, не веря своим глазам. Самая настоящая дорога! Насыпь, водоотводные канавы, просевший грунт со щебенкой. Ею не часто пользовались (не вырастет чертополох там, где снуют машины), но совсем недавно по дороге проезжала машина! Свежие следы протектора…

Булдыгин приплясывал, забыв про анальную трещину; сержант, за неимением чепчика, подбрасывал в небо автомат и восклицал: «Йес, твою мать!»; Балабанюк растерянно улыбался, Ленька Аристов тряс меня за грудки и радостно вопрошал, почему я такой невеселый.

А мне совсем не хотелось радоваться. Нехорошо мне было.

– Смотрите! – рухнул на колени сержант. – Свеженькое масло!.. Туда поехали. – Он устремил палец на северо-восток. – Ведь у нас в стране правостороннее движение, верно?

– Ага, – загоготал Аристов. – И даже если нет встречных, водитель машинально смещается вправо. Хотя и не всегда…

Я не мог понять, почему так раздражает их веселье. Какое им дело до того, куда проехала машина. Догонять будут?

Снова энергичный марш-бросок. Дорога тянулась мимо низкорослого ольшаника, забирая то влево, то вправо. Расступался лес, вырастали холодные скалы. Временами они формировались в хаотичные груды валунов, временами обретали форму кряжа или короткой гряды. Вкрапления минералов расцвечивали скалы, стелился кустарник по камням…

Уже мерцал поворот налево. За поворотом что-то надсадно взревело, и ритмично заухало: «Тах-тах-тах!..».

– Машина, – забормотал с блаженной улыбочкой Булдыгин. – Прибавьте же ходу, уедет без нас…

А мне совсем сделалось плохо. Ноги обрастали каторжными колодками, стучало в висках. Куда они ринулись?

– Стойте, дурачье… – зашипел я им в спину.

Они остановились и недоуменно на меня воззрились.

– От такого, между прочим, и слышим, Михаил Андреевич, – строго сказал Аристов.

– Ладно, – отмахнулся я. – Послушайте голос разума, мужчины. Не нравится мне это. Трудно объяснить, но не нравится. Дорога уходит в поворот, рядом с нами каменная горка. Залезем и все увидим. Если нет опасности, крикнем и спустимся. Мы почти не потеряем времени.

– Но ведь уедут же, Мишаня, – жалобно заныл Булдыгин.

– Чушь! – гаркнул Аристов.

– Сержант, – апеллировал я к Капустину, – ты парень рассудительный и интуицией снабжен по самые уши. Образумь этих глупых штатских.

И снова дребезжащий звук за поворотом: «Тах-тах-тах!..».

– Мне кажется, они сломались, – неуверенно предположил Капустин. – А, стало быть, в ближайшие пару минут вряд ли тронутся…

Мы полезли в гору. К вершине вела утоптанная козья тропа. Отличный «бруствер» из расколотого камня, «лежанка», продутая ветрами, щербины в гребне для удобного размещения оружия. Они еще кряхтели за спиной, выражая недовольство, когда я приступил к прояснению ситуации.

Дорога огибала каменную горку, миновала канаву с ручьем и убегала за угрюмый темнолиственный лес. Напротив моста, в сотне метров от нашего гнезда, застряли два грузовичка повышенной проходимости с эмблемой «Мицубиси». Скошенные кабины, мощные колеса, кузова затянуты брезентом.