Вместе с тем уже тогда Егоров стремился к созданию воинских соединений, по возможности базирующихся на современной технике.

Подводя итоги работе, проделанной им в Петроградском военном округе, Егоров 3 сентября 1921 года, обращаясь к войскам, писал: «За трехлетнюю гражданскую войну все наши военные аппараты, строившиеся зачастую под огнем и наспех, нуждались в приведении их в стройный вид, что вами под моим руководством и сделано. Ваши усилия были направлены мною на боевую подготовку и на постановку военного и политического обучения на должную высоту» [73] .

Это был его последний приказ по округу. Получив назначение на пост командующего Западным фронтом, он выехал в Смоленск. Однако и здесь Егоров пробыл недолго. Зимой 1922 года ему снова пришлось собираться в дорогу. На сей раз туда, где когда-то начиналась его военная служба, — в Тифлис, командующим Отдельной Кавказской армией. На эту должность его назначили по предложению руководителей закавказских большевиков Г. К. Орджоникидзе, С. М. Кирова и Ш. З. Элиавы, поддержанному И. В. Сталиным.

Тяжелый 1921 год — год кронштадтского мятежа, ликвидации небывалого даже по масштабам того времени бандитизма на Тамбовщине, в Сибири, на Кавказе, в Закавказье, на Украине, год напряженного труда по демобилизации и сокращению армии, обновлению командного состава, год непрерывной учебы — остался позади. Егоров имел право гордиться проделанной работой — незаметной, будничной, без каких-то героических эпизодов, но требующей величайшего напряжения и чрезвычайной четкости.

Среди встречавших на Тифлисском вокзале были временно исполняющий обязанности командующего начальник штаба армии Семен Андреевич Пугачев, начальники отделов и управлений. Пока Пугачев представлял собравшихся, Егоров старался не только запомнить их фамилии, но и составить о них какое-то впечатление, пусть беглое и поверхностное.

Дела начал принимать в тот же день. Он знал: армия в основном состоит из частей и соединений бывшей 11-й; кроме того, каждая из закавказских республик на основании договоров о военно-экономическом союзе с РСФСР передала ей свои вооруженные силы, переформированные в отдельные бригады.

Егорову впервые приходилось командовать армией, где столь значительны были национальные части. Летом 1922 года национальные бригады переформировываются в Азербайджанскую, Армянскую и две Грузинские стрелковые дивизии. Он неоднократно требует от всех «чуткого подхода, внимательного отношения к особенностям быта… религиозным чувствам…» [74] . По его настоянию в специальном циркулярном письме «Всем комиссарам и командирам дивизий, военкомам армейских управлений, командирам и комиссарам полков и всему ответственному командному и политическому составу Отдельной Кавказской армии» было указано: «Командирам и комиссарам необходимо помнить, что поддержание авторитета начальника достигается не только путем строгого обращения с подчиненными, но и знанием своего дела, умением работать, учить и воспитывать красноармейцев» [75] .

Большую помощь ему оказали Григорий Константинович Орджоникидзе, Александр Федорович Мясников (Мясникян), Шалва Зурабович Элиава — члены реввоенсовета армии. Встречался он и с выступавшими в частях С. М. Кировым, Н. Н. Наримановым, М. Г. Цхакая, М. Д. Орахелашвили, С. Лукашиным, С. Касьяном и др. И в самой армии Егоров имел подлинных интернационалистов, понимавших и учитывавших особенности края. Это были начальник политического управления армии М. И. Лисовский, командиры корпусов А. И. Тодорский и Н. В. Куйбышев, политработники Н. С. Окуджава и Г. А. Осепян, Е. В. Стельмах и А. X. Хумарьян. Вместе со многими из них А. И. Егоров был делегирован на X Всероссийский и I Всесоюзный съезды Советов. Мандат его был подписан А. Ф. Мясниковым и С. М. Кировым. Начиная с исторического I Всесоюзного съезда Советов, провозгласившего образование СССР, и по VI (1931 год) Александр Ильич Егоров избирался членом Союзного ЦИК всех созывов.

Переход армии на мирное положение и ее реорганизация в двадцатых годах осуществлялись в исключительно трудных условиях.

— На смену военным кампаниям, — шутил Егоров, — пришли огородные. Надо было кормить красноармейцев, живших буквально на голодном пайке. Дневной рацион бойцов составлял полтора фунта хлеба, пополам с ячменем и овсом, суп из ржавой селедки, ложка каши и два золотника (8 граммов) масла. Мясо было большой редкостью.

Для проверки боевого и морального состояния частей армии А. И. Егоров часто выезжал на места. В конце февраля — начале марта 1923 года он побывал в Батуме, Кутаисе, городах Армении, в начале июня — в Баку. Командующий принимал самое активное участие в политико-воспитательной работе среди красноармейцев и командиров. Он пользовался большой популярностью не только в армии, но и среди трудящегося населения Закавказья, избирался делегатом съездов Советов Грузии и ЗСФСР, а также членом ЦИК Закавказской Федерации.

Где-то в это время и увидела впервые Егорова писательница Галина Серебрякова. Высокий, стройный, «с той особой физической выправкой, в которой, как в осанке балерины или движениях спортсмена, проявляется отличное владение телом, каждым его мускулом», он показался ей «образцовым военным».

«Молодцеватость и внешняя собранность очень его украшали, — вспоминает она. — Идеально прямая спина, тонкая талия, перехваченная ремнем, легкость и уверенность жеста свидетельствовали о тренировке… За ужином Егорова избрали тамадой. Он отличался умением придумывать велеречивые тосты. Умел заинтересовать и умными рассказами о былях российских глубинок, о старателях и разных бывалых людях… Была в нем завидная твердость взглядов, убежденность в правоте избранной цели…» [76]