Хеллингер Берт
Шрифт:
Здесь учитель сделал паузу. «Быть может, вы узнаете эту историю, — сказал он, — и знаете также, чем она закончилась. Говорят, в конце он обрел смирение и мудрость и стал привержен обычному. Но что это значит теперь, когда столь многое уже упущено? Кто доверяет жизни, не рыщет вдалеке, не замечая того, что рядом. Сначала он осваивает обычное. Ведь иначе и все его необычное — предположим, что оно существует, - просто как шляпа на огородном пугале».
Стало тихо, учитель тоже молчал. Затем он, не сказав ни слова, встал и ушел.
На следующее утро они его не нашли. Еще ночью он снова отправился в путь и не сказал куда.
Теперь единомышленники опять оказались предоставлены сами себе. Некоторые из них не хотели верить, что учитель их покинул, и собрались в дорогу, чтобы разыскать его еще раз. Другие теперь едва понимали, чего они хотят, чего боятся, и без разбора искали какого-нибудь пути.
Но один из них не торопился с принятием решения. Он еще раз пошел к тому дереву, сел и смотрел в даль, пока на душе у него не стало спокойно. Он достал из себя то, что его угнетало, и поставил перед собой, как тот, кто после долгого перехода, прежде чем расположиться на привал, снимает рюкзак. И ему было легко и свободно.
Теперь все было перед ним: его желания, его страхи, его цели — и то, что ему действительно было нужно. И, не вглядываясь пристальнее и не желая чего-то конкретного — по-
104
добно тому, кто вверяет себя неизвестному, — он ждал, чтобы все произошло как бы само собой, чтобы все встало на свои, подобающие ему в общей совокупности места, согласно собственному рангу и весу.
Продолжалось это недолго, и он заметил, что остававшегося снаружи стало меньше, будто кое-что незаметно улизнуло, как спасающиеся бегством разоблаченные воры. И ему открылось: то, что он принимал за собственные желания, собственные страхи, собственные цели, никогда на самом деле ему не принадлежало. Все это пришло откуда-то еще и просто нашло в нем пристанище. Но теперь время этих пришельцев миновало.
И казалось, все, что еще оставалось перед ним, пришло в движение. К нему вернулось то, что действительно ему принадлежало, и все встало на свои законные места. Сила сосредоточилась в нем, и тогда он узнал свою собственную, соразмерную ему цель. Он подождал еще немного, пока не ощутил уверенности в себе. Затем он встал и пошел.
Полнота
Однажды ученик с вопросом обратился к старцу:
«Что отличает тебя,
который почти что уже был,
от меня,
который собою еще становится?»
Старик ответил:
«Я был дольше.
Хоть новый день,
грядущий,
и кажется нам больше старого,
раз старый уже прошел.
Но и он,
пусть он грядущий,
лишь тем быть может,
105
чем уже тот был,
и чем тот больше был,
тем больше этот будет.
Как когда-то старый,
он сначала
резво поднимается к полудню
и еще до зноя
зенита достигает,
и, кажется, на время замирает в вышине,
пока,
чем дальше, тем быстрей, -
как будто книзу тянет его растущий вес, -
он не начинает
клониться к вечеру,
и целым становится,
когда, как старый,
целиком проходит.
Однако бывшее уже
не миновало.
Все то, что было, остается,
потому что было,
и хотя было,
действует
и благодаря идущему вослед новому
больше становится.
Ибо, как капля круглая
из тучи пролетевшей,
упав, уже была,
но погрузилась в море,
которое и было и есть.
Лишь то, что никогда стать чем-то не могло, поскольку было лишь мечтой, но опытом не стало,
106
что было мыслью,
но не стало делом,
и то, что было, просто отвергнуто,
но не потому, что этим
мы заплатили за свой выбор,
то прошло:
от этого и следа не осталось.
Бог праведного срока
нам потому является как юноша — и у него
лоб в локонах,
а на затылке плешь.
Мы спереди его схватить за локон можем.
А сзади хватаем пустоту».
Юнец спросил:
«Что делать мне,
чтоб я сумел тем, кем уже был ты,
стать?»
Старик сказал: «Живи!»
ПОРЯДКИ ЛЮБВИ: МЕЖДУ РОДИТЕЛЯМИ
И ДЕТЬМИ И ВНУТРИ РОДА
Прежде всего я кое-что скажу о взаимодействии порядка и любви. Это довольно насыщенный текст, поэтому произносить его я буду медленно.
Порядок и любовь
Любовь собою наполняет то, что охвачено порядком. Любовь — вода, порядок — кувшин.