Следующие разделы этой книги посвящены изучению властных отношений внутри Еке Монгол улуса, Золотой Орды, Чагатайского государства и их политических наследников — Моголистана, государства Тимура, Узбекских ханств и Казахского ханства. Чтобы ясно представлять себе эти властные отношения, необходимо дать краткие сведения о Ясе и биликах Чингиз-хана.

Образование Еке Монгол улуса в начале XIII в. вызвало необходимость выработки общих, закрепленных письменно правовых норм и законодательных уложений для управления государством. Для этой цели было приспособлено обычное право, подвергшееся кодификации и изменениям, отвечавшим новым условиям. Свод законов и установлений получил название «Великая Яса», или просто «Яса», Чингиз-хана.

Яса (более полная форма ясак; монгольское — дзасак) означает «постановление», «закон». Яса Чингиз-хана — санкционированный Чингиз-ханом монгольский свод законов и установлений. Яса, как полагают, была принята на общемонгольском курултае в 1206 г., пересмотрена в 1218 г. и утверждена в окончательной редакции в 1225 г.

Наиболее подробные сведения о постановлениях Ясы мы находим у персидского историка XIII в. Джувайни и египетского писателя Макризи (ум. 1441–1442).

По словам Джувайни, Яса Чингиз-хана была написана уйгурским письмом на свитках ( тумар) и называлась «Великою книгою ясы» ( йаса-наме-йи бузург). Эти свитки хранились у наиболее авторитетных царевичей — знатоков Ясы. При вступлении нового хана на престол, при отправке большого войска, при созыве собрания царевичей для обсуждения государственных дел и их решений эти свитки приносили, и на основании их вершились дела. Яса не сохранилась в подлиннике и известна лишь в отрывках и сокращенных изложениях у Джувайни [13] , Рашид ад-Дина, Иоанна де Плано Карпини [14] , Вассафа, Ибн Баттуты, Григория Абу-л-Фараджа, Макризи и т. д.

На основании сохранившихся фрагментов можно полагать, что основной задачей постановлений Чингиз-хана было создание новой системы права, которая отвечала бы запросам и потребностям нового монгольского общества.

Соблюдение постановлений Чингиз-хана было обязательно не только для всех жителей империи, но и для самих ханов. Но Яса, конечно, нарушалась как жителями империи, так и самими Чингизидами. Это и понятно. Яса Чингиз-хана регламентировала лишь нормы кочевой жизни. В большинстве покоренных монголами стран, в частности в Средней Азии и Иране, где издревле существовала своя правовая традиция, подчинить население новому праву было чрезвычайно трудно. Правовая система монголов, выработанная на основе обычного права кочевников и преимущественно для кочевников, в иных условиях оказывалась крайне неудобной. Многие стороны социально-бытовой и общественной жизни оставались вовсе не регламентированы Ясой, а отдельные ее положения вступали в противоречие с мусульманским религиозным правом и обычаями местного населения. На этой почве возникали столкновения между блюстителями Ясы и местным населением, оборачивавшиеся, как правило, трагедией для последнего.

Вот как описывает Джувайни поступки Чагатая, главного блюстителя Ясы Чингиз-хана: «Свое окружение и подчиненных он так сдерживал страхом Ясы и своею расправою за ее нарушение, что в его правление кто бы ни проезжал поблизости от его войска, не нуждался ни в авангарде, ни в конвое и, образно говоря, если бы какая-либо женщина поставила себе на голову поднос золота и пошла бы одна, она бы ничего не боялась. Он издавал мелкие постановления, которые были невыносимы для мусульманского народа, например, вроде того, чтобы не резали скот на мясо [по-мусульманскому обычаю, но по-монгольскому]; чтобы днем не входили в проточную воду и т. п. Было разослано во все области постановление, чтобы не резали баранов [по-мусульманскому обычаю], и в Хорасане продолжительное время никто открыто не резал овец: он понуждал мусульман питаться падалью» ( Джуваши, изд. Т. 1. С. 227).

Яса Чингиз-хана, которая возводила всякий проступок, даже простую человеческую халатность и неосторожность, в ранг преступления и предусматривала строгое наказание, вплоть до сметной казни, признается «чрезвычайно строгой» даже историком Монгольской империи Рашид ад-Дином (ум. 1318).

Однако не для всех Яса стала законом, нарушение которого влекло скорое и неукоснительное наказание. Это касалось прежде всего, конечно, Чингизидов. Чингиз-хан повелел, говорится в источнике: «Если кто-нибудь из нашего уруга единожды нарушит Ясу, которая утверждена, пусть его наставят словом. Если он два раза ее нарушит, пусть его накажут согласно билику, а на третий раз пусть его сошлют в дальнюю местность Балджин-Кулджур. После того, как он сходит туда и вернется обратно, он образумится. Если бы он не исправился, то да определят ему оковы и темницу. Если он выйдет оттуда, усвоив адаб (нормы поведения), и станет разумным, тем лучше, в противном случае пусть все близкие и дальние его родичи соберутся, учинят совет и рассудят, как с ним поступить» ( Рашид ад-Дин.Т. 1. Кн. 2. С. 263–264).

И еще. В империи было немало людей из военной аристократии, которым сам Чингиз-хан и последующие монгольские ханы даровали титулы, награды и привилегии за их особые заслуги перед государем и государством. Такие привилегированные люди назывались тарханами. По словам Джувайни, привилегии тарханов заключались в следующем: 1) они были освобождены от всяких податей; 2) вся добыча, захваченная ими на войне или на охоте, составляла их полную собственность; 3) во всякое время они могли входить во дворец без разрешения; 4) они привлекались к ответственности только за девятое совершенное ими преступление (при этом, однако, имелись в виду только те преступления, которые влекли за собой смертную казнь); 5) во время пира тарханы занимали почетные места и получали по чарке вина ( Джувайни, изд. Т. 1. С. 27).

С течением времени Чингизиды и военно-кочевая знать в западных улусах империи усваивали традиции мусульманской культуры и государственности, постепенно отходя от ограничений, предписанных Ясой. По словам Хамдаллаха Казвини, «у монголов нет обычая обитать в городах, и это противно Ясаку Чингиз-хана». Между тем именно это требование наиболее часто нарушалось самими Чингизидами как в улусе Чагатая, так и в улусах Джучи и Хулагу.

Период действия Ясы во всех монгольских улусах нам в точности неизвестен. В государстве Тимура (1370–1405) связанное с именем Чингиз-хана право чаще обозначалось старотюркским словом «тору», переделанным в «тура». Об отношении к Ясе Чингиз-хана в государстве Тимура при последних Тимуридах можно наглядно судить по следующим словам Бабура. «Прежде, — пишет он, — наши отцы и родичи тщательно соблюдали постановления ( тура) Чингиз-хана. В собрании, в диване, на свадьбах, за едой, сидя или вставая, они ничего не делали вопреки тура. Постановления Чингиз-хана не есть непреложное предписание (Бога), которому человек обязательно должен следовать. Кто бы ни оставил после себя хороший обычай, этот обычай надлежит соблюдать; если отец издал хороший закон, его надо сохранить; если он издал дурной закон, его надо заменить хорошим» ( Бабур-наме, изд. Мано, с. 291–291).