И вот однажды вечером, подсматривая из–за кустов шиповника, когда этот странный человек неизвестно почему глядел на запруду перед мельницей, они увидели, что он шевелит губами, будто разговаривает с кем–то невидимым. Как водится, об этом было доложено хозяину дома, и этот доброжелательный рыцарь тотчас же вызвал Саймона в свои покои и уволил его.

Когда у него отобрали ключи, госпожа спросила у него: «Кто же вы есть?» И он ответил: «Я рожден женой одного древесного жителя этого прихода от демона, который совокупился с нею в образе ее собственного мужа».

Он назвал имя человека, кому таким образом были наставлены рога и который впоследствии умер. Мать его была жива и, когда была подвергнута допросу, подтвердила истинность слов сына в присутствии свидетелей.

«Интересно, — подумал Квеллен, — откуда Брогг откапывает подобное?» Весьма вероятно, что этот рыжеволосый «демон» был прыгуном, заброшенным в слишком удаленные времена. То же можно сказать и о сообщениях различных монахов. Двенадцатое или тринадцатое столетие, согласно изыскания Брогга, были золотой эрой прибытия необъяснимых незнакомцев. Причем не все они появились в облике человека. Квеллен просмотрел извлечение из «Эклогиум Хисторнорум», подготовленного в аббатстве Мальсбери и помеченного 1171 годом:

«Вечером Рождества Христова была гроза, каких никогда не было прежде. И в Андовере один из священников ровно в полночь в присутствии всех прихожан был поражен молнией. Никаких других повреждений не было… Но все видели, как кто–то, похожий на свинью, метался у него между ногами».

Брогг отыскал аналогичный случай в «Френкорун Региун» монаха Вергина, помеченный 1160 годом. В параграфе, описывающем год 856–й, утверждалось:

«В августе епископ Грирский со священниками и прихожанами праздновал открытие нового храма, когда огромная туча обволокла небо, раздался гром и молнии, какие ужаснули всех находившихся в храме и заглушили звон колоколов на звоннице. Все здание наполнилось такой густой тьмой, что люди не видели друг друга, даже если стояли рядом. Затем неожиданно разверзлась земля, и можно было увидеть пса невообразимых размеров, который метался перед алтарем».

Свиньи? Собаки? «Пробные испытания в начальной стадии опытов с путешествиями во времени, наверное, — подумал Квеллен. — Машина была тогда еще новой и ненадежной, и для того чтобы обеспечить переброску, ставили опыты на несчастных животных. Ненадежный привод машины забрасывал несчастные создания в эпохи задолго до промышленной революции. Но, разумеется, операторы машины не могли знать конечных точек прибытия ее пассажиров, если только у них не было тех архивных материалов, до которых докопался Брогг».

Не все случаи, подобранные Броггом, описывали происшествия, имевшие место в середине века. Немалая часть кассеты «В» была посвящена примерам из более недавнего прошлого, хотя гораздо раньше 1979 года, который рассматривался как крайний предел путешествий во времени. Квеллен не преминул обратить внимание на девушку, появившуюся у дверей коттеджа близ Бристоля в Англии вечером 3 августа 1817 года и выпрашивавшую еду на языке, который был назван «неизвестным».

«Но как они узнали, что она просила, — спросил себя Квеллен, — если язык был «неизвестным»?» На это кассета ответа не давала. Вместо этого в ней сообщалось, что говорившую неразборчиво девушку привели к мировому судье, некоему Сэмюэлю Уоррелу, который вместо того, чтобы арестовать ее по обвинению в бродяжничестве, отвел ее к себе домой. («Подозрительно», — подумал Квеллен.) Судья допросил девушку. Она записывала ответы незнакомыми знаками, которые были похожи на гребни, клетки для птиц и сковороды. Эти надписи были проанализированы лингвистами. Наконец появился один, назвавший себя «джентльменом из Восточной Индии». Он задал ей ряд вопросов на малайском языке и получил вполне вразумительные ответы.

Она утверждала, что была принцессой Карабу, похищенной пиратами из своего дома на Яве и увезенной в море. Она испытала множество приключений, пока в конце концов не совершила бегство у берегов Англии. При посредничестве «джентльмена из Восточной Индии» принцесса Карабу сообщила множество подробностей о жизни на Яве. Затем появилась на сцене женщина из Девоншира, некая миссис Уилкокс. Она объявила, что принцесса на самом деле является ее родной дочерью Мири, родившейся в 1791 году. Мэри Уилкокс созналась в своем обмане и эмигрировала в Америку.

Брогг приложил следующие соображения в отношении принцессы Карабу.

«Согласно мнению некоторых крупных специалистов, здесь произведено многоступенчатое жульничество. Появляется загадочная Девушка, затем появляется какой–то мужчина и утверждает, что понимает ее язык. Пожилая женщина заявляет, что все это обман. Но и это было мистификация. Что, если девушка была гостьей из будущего, а «джентльмен из Восточной Индии» — еще одним прыгуном, который пытался ловко выдать ее за яванскую принцессу, чтобы не выявилось ее истинное происхождение. Женщина же, претендовавшая на роль мамаши, была третьей перебежчицей, которая вышла на сцену, чтобы защитить девушку, когда появилась угроза ее разоблачения? Интересно все–таки, сколько путешественников во времени жило в Англии в 1817 году?»

Квеллен перешел к следующему примеру.

Калиостро объявился сначала в Лондоне, затем в Париже, говоря с каким–то неразличимым акцентом. Сверхъестественные способности. Агрессивный, одержимый, своеобразный, он обвинялся в том, что на самом деле был неким Джозефом Бальзамо, сицилийским преступником. Но это так и не было доказано. Роскошную жизнь в Европе восемнадцатого века Калиостро обеспечивал себе продажей алхимических порошков, приворотного зелья, эликсиров молодости и других страшно полезных предметов. Потеряв осторожность, этот человек в 1785 году попал в Бастилию, бежал, посетил многие страны, снова был арестован и умер в тюрьме в 1795 году. «Мошенник? Самозванец? Путешественник во времени? Вполне может быть. Когда начинаешь доверять подобным свидетельствам, все возможно», — грустно подумал Квеллен.