Сведения из Франции гласили, что Франциск предоставил дяде Марии Стюарт, герцогу де Гизу, средства, чтобы тот в случае необходимости собрал армию. Так или иначе, Франциск отправил в Шотландию Мэтью Стюарта, графа Леннокса, — соперника Аррана, также обладавшего правами на престол.

(Живя в изгнании, Леннокс стал французским подданным и изменил написание фамилии Stewart на французскую версию — Stuart.) Леннокс прибыл готовым к схватке и занял свой замок Дамбартон на северном берегу Клайда — еще одну неприступную крепость на скале. Кардинала Битона — его Генрих VIII называл «лучшим французом в Шотландии» — перевели из тюрьмы в его собственный замок в Сент-Эндрюсе, и вокруг него собирались католические лорды. Нетерпеливый Генрих, уставший от отсутствия результатов в Шотландии, приказал Аррану перевезти девочку в Эдинбургский замок. Бессильный Арран, не имевший реальной возможности сделать это, не вступив в противостояние с Марией, Ленноксом и кардиналом Битоном, тянул время. Он вяло оправдывался, говоря, что у девочки режутся зубы и перевозить ее нельзя. Теперь Мария, Битон и Леннокс пользовались усиливавшейся поддержкой Франциска и на их попечении находилась юная королева Мария. На стороне Аррана были немногие лорды, выполнявшие обещания, данные Генриху во время плена после Солуэй Мосс, а сам Генрих дышал Аррану в затылок, требуя действий.

Тюдоры не отличались терпением, и у Генриха оно уже кончилось. «Его королевское величество приказывает собрать на границе войска и оружие, и в случае, если обещания, мягкое обращение и разумные уговоры не возымеют действия, его королевское величество может использовать свою власть и силу». Английский король дал знать Аррану, что отправляет к нему для подписания договор, и если подписи под ним не появятся немедленно, Шотландии следует ожидать английского вторжения. Речь шла о Гринвичском договоре, и 1 июля 1543 года он был подписан, хотя и без особого энтузиазма. Генрих VIII прежде всего хотел, чтобы Шотландия была связана с ним узами соглашения и не могла воззвать о помощи к Франции, тогда как он сам обретал свободу выискивать за Ла-Маншем возможности для вторжения во Францию. Поэтому условия договора были на удивление благоприятны для Шотландии. Мария Стюарт должна была оставаться в Шотландии до тех пор, пока ей не исполнится десять лет, а Генриху надлежало прислать знатного дворянина с женой, которые ведали бы образованием девочки, когда она достигнет соответствующего возраста. Другими словами, король желал, чтобы невеста Эдуарда говорила по-английски, а не по-французски или на шотландском наречии. На свой десятый день рождения Мария должна была выйти замуж за Эдуарда в Англии; предполагалось, что она больше не вернется в Шотландию. Стороны пришли к соглашению относительно приданого, хотя знали, что его всегда можно изменить. Удивительно, но Генрих VIII согласился, чтобы королевство Шотландия «сохранило свои законы и вольности». Он гарантировал независимость Шотландии на протяжении десяти лет, а обещанный брак откладывался на этот срок. Заключая подобный договор, все заинтересованные стороны знали, что за данный отрезок времени может произойти все что угодно, и стремились извлечь из него как можно больше сиюминутных выгод.

Тем временем Сэдлер получал неизбежные просьбы о деньгах, которыми надлежало обеспечить верность шотландских лордов. Выплаты варьировались в размере от ста фунтов графу-маршалу [10] и графу Энгусу до трехсот фунтов лорду Максвеллу и тысячи фунтов самому Аррану. Арран уверил Сэдлера в том, что способен контролировать шотландских лордов: «Если они не исполнят своего долга, он сообщит всему миру об их вероломстве и станет искать помощи Англии и всего мира, чтобы покарать их». Если его противники выступят против него, он «будет держаться» Генриха, а все крепости к югу от Форта «будут готовы по приказу английского короля». Теперь Арран хотел заключить договор о браке Елизаветы и своего сына и намекал, что, приобретая лояльность лордов Генриху, он переплавил на монеты часть своей драгоценной утвари, однако выплата тысячи фунтов уладила бы дело. Мудрый Сэдлер придерживал деньги, чувствуя, что Арран использует их «безрезультатно», но в июле наконец заплатил. Результатом стало лишь то, что в августе Арран попросил еще пять тысяч фунтов.

К беспокойству Сэдлера, Арран по-прежнему добивался контроля над Марией Стюарт, чтобы воспротивиться ее увозу во Францию. Дело все больше выглядело так, как если бы Мария де Гиз вступила в официальный союз с Битоном и Ленноксом и их войска собирались в Линлитгоу. Ходил слух, что у побережья затаились французские корабли, хотя их никто не видел. Сэдлер хотел, чтобы Марию Стюарт перевезли в Стирлинг, подальше от возможного вооруженного конфликта, а поскольку именно к этому и стремилась Мария де Гиз, она с радостью выполнила желание посла.

27 июля Мария Стюарт, сопровождаемая Ленноксом и эскортом из двух с половиной тысяч всадников и тысячи пехотинцев, в парадном шествии достигла замка Стирлинг по той же дороге, по которой мчался гонец, доставивший весть о ее рождении Якову V. Ей было всего восемь месяцев, и она еще нуждалась в кормилице, однако все, кто видел процессию, не сомневались в том, что встретили королеву. Мария находилась под надзором своей матери, и Арран лишился козырей для переговоров.

Стирлинг, даже лучше укрепленный, чем Эдинбургский замок, также удостоился благосклонного внимания Якова V, и там появились великолепные резные геральдические щиты во французском стиле и большой зал, который, по слухам, мог вместить 400 человек. Благодаря тайным перевозкам из Линлитгоу, совершавшимся по приказу Марии де Гиз, замок был обставлен как подобает королевскому дворцу. Он стал первой королевской резиденцией в Шотландии, где построили королевскую капеллу. Внутри замковых стен были разбиты сады, и Мария Стюарт могла расти здесь в безопасности. Даже на Сэдлера, привыкшего к роскоши королевского дворца Хэмптон Корт, замок произвел впечатление; посол сообщал о матери и ребенке: «Она счастлива находиться в Стирлинге. Ее дочь быстро вытянулась, и она скоро превратится в женщину, если только пойдет в мать, ведь та и в самом деле одна из самых высоких женщин». Хотя под конец жизни излишний вес сильно досаждал Марии де Гиз, но и тогда она по-прежнему оставалась статной и привлекательной женщиной.

Генрих VIII, отчаянно пытавшийся сохранить контроль над ухудшающейся ситуацией с расстояния в 500 миль, теперь потребовал, чтобы в замке разместили только юную королеву, а ее мать поместили в городе и ограничили право доступа к дочери. Он был совершенно прав, разглядев суть проблемы: приказы отдавала Мария де Гиз. Требование короля просто проигнорировали.

Однако Сэдлер, осмотрительный, как всегда, вновь потребовал показать ему девочку, и ее покорно привели — здоровую, поправившуюся после ветряной оспы. Осознав, что у него больше нет возможности кого-либо обманывать, Арран, как обычно, решил присоединиться к победителям и встретился с Битоном. Кардинал организовал публичное признание графа в отступничестве и отпустил ему грехи. Арран также отправил своего сына Джеймса Хэмилтона на попечение кардинала в замок Сент-Эндрюс. Теперь вся власть в Шотландии была сосредоточена вокруг юной Марии, а ее мать могла перейти к реализации нового, важнейшего этапа своего плана.

9 сентября 1543 года состоялась коронация Марии. Ей было ровно десять месяцев, и она, конечно, ничего не запомнила. Церемония состоялась в Королевской капелле Стирлинга, по словам Сэдлера, «со всей торжественностью, которая в обычае в этой стране — а она стоит немногого». Арран нес корону — его наследники, герцоги Хэмилтоны, делают это и по сей день; у Леннокса в руках был скипетр, а у Аргайла — королевский меч. Марию несла ее мать, а церемонию проводил облаченный в красную кардинальскую мантию Битон. Корону последний раз надевал Яков V во время коронации Марии де Гиз; теперь кардинал держал ее над крошечной головкой королевы. Она была подобающим образом помазана освященным маслом, смешанным с миррой, и немедленно превратилась в помазанницу Божью. Теперь она обладала долей сакральной власти: например, могла исцелять прикосновением золотуху, «королевскую болезнь», а полученная корона — вместе со светской властью, которую она олицетворяла, — дана была ей по божественному праву.

Новая королева плохо вела себя на протяжении всей церемонии, постоянно разражаясь криками, так что никто не в состоянии был расслышать, как знатные дворяне приносили свою, зачастую лживую, присягу на верность. Герольды, долгом которых было перечислить все длинные титулы Марии, просто сдались, и пока Дженет Синклер устраивала новую королеву в ее колыбели, двор отправился в большой зал дворца на бал. Лорды — сторонники англичан отсутствовали, и казалось, что у них не будет уже никакой возможности выполнить обещания, данные Генриху VIII. Мария де Гиз показала всем, что она не просто королева-мать, которую уважают и тихо игнорируют, но искусная и решительная женщина, представляющая франко-шотландский союз, и с ней нельзя не считаться. Генриху оставался потерявший всякую ценность Гринвичский договор, и он больше никогда не станет доверять шотландцам.