— Начинаем состязание! — объявил Егорша. — Колмогоров и Полукрюков, внимание, на старт!.. Пятнадцать умножить на шесть.

— Девяносто! — ответили ребята хором. — Что ты пустяковые примеры даешь, Егорша! Ты дай потруднее.

— Делай, делай, Вадик, — засмеялся Егорша. — Ну?

Вадик передвинул рычажок, повернул ручку раз, другой, и в окошечки арифмометра выглянул результат: «80». Поднялся крик, смех.

— Совершенно правильно? — с серьезным видом сказал Егорша. — Так и будем знать, что по новым правилам пятнадцать, умноженное на шесть, это восемьдесят.

— Чего ты дуришь! — обозлился Вадик. — Будто нельзя ни разу ошибиться.

— Давай дальше, Егорша, — предложил Федя. — А ну, тише, ребята!

— Второй пример! — объявил Егорша. — Умножить сорок пять на четырнадцать.

— Шестьсот тридцать, — тотчас же сказал Федя.

— Ого! — удивился Вася Марков и с деловитым видом пощупал голову Феди. — Ай да арифмометр! Как это у тебя получается?

— Трудно, что ли? — улыбнулся Федя. — Четырнадцать — это два, умноженное на семь. Сначала я умножил сорок пять на два и получил девяносто, а потом умножил девяносто на семь… Простая штука!

— Ага, ага, у меня тоже получается! — обрадовался Вадик. — Раз!

Он повернул ручку — в окошечки выглянула цифра «360». Братья Самохины так расхохотались, что им пришлось подпереть друг друга спиной, а Егорша забыл, что он судья, и схватился за живот.

— Товарищи, вы же ничего не понимаете! — крикнул Вася Марков. — Вадька по ошибке вместо арифмометра принес новую огородную трещотку воробьев пугать. Ай да трещоточка! Он же специалист по трещоткам!..

— Отстань! — Рассвирепевший Вадик оттолкнул Васю, который тянулся к арифмометру, закрыл машинку чехлом и убежал.

Это состязание испортило Вадику настроение на весь остаток школьного дня. Он отмалчивался, когда Паня заговаривал с ним о занятиях по-новому, получил замечание за невнимательность от учительницы математики Софьи Никитичны и даже забыл о записочках и о своей медной трубке для артиллерийских дуэлей.

После уроков Паня нагнал Вадика за воротами школы и повел решающий разговор.

— Ты, Вадька, брось свои игрушки и берись за дело, как я берусь, — сказал он. — Приходя ко мне в четыре, сядем, сделаем все, что задано по арифметике, истории и английскому…

— Чудо-юдо в кастрюльке! — свистнул Вадик. — Задачу я и сам за полчаса решу, а история и английский когда еще будут! Успеем!

— Я же тебе объяснял, Вадька, почему так лучше уроки учить. Понимаешь, материал уляжется в голове, так что никогда не вытряхнешь, и…

— Ох, то всегда такое выдумаешь…

— Ну, нечего, в общем, тебе рассуждать! — прикрикнул на своего друга Паня. — Я знаю, что делаю, и ты не умничай, а слушайся руки по швам… Непременно приходи в четыре ноль-ноль, как на фронте. Будем заниматься за моим новым столом.

— Хорошо, приду, — пообещал Вадик, чтобы отвязаться от него, и на прощанье крикнул: — Я еще вам всем покажу, что такое механизация! Задачи буду решать на арифмометре, а писать на пишущей машинке, а вместо рисования — фотоаппарат с увеличителем… Да!

— А вместо головы — полено! — рассмеялся Паня.

— Тоже друг, очень ты мне нужен! — ответил Вадик и свернул в сторону многоквартирного дома.

«Возись еще с ним, если он не хочет ничего понимать!» — подумал Паня и вдруг почувствовал себя сиротливо и неустроенно, так как понял, что на Вадика нельзя рассчитывать. Ну и что же, какое значение это имеет, почему растерялся волевик, который еще на уроке математики был готов свернуть горы? В классе, среди других ребят — да. Но теперь, оставшись один на один со своим замыслом, он просто испугался. Правду, значит, говорил Роман, что нужно иметь возле себя товарищей, решивших тоже стать волевиками. Но что же делать, если таких товарищей возле Пани нет, если на Вадьку надежды плохи… Так как же быть? «Ничего, не осрамлюсь! — вслух проговорил Паня. — Не таковский!» Для кого предназначались эти заверения? Конечно, для самого волевика. Но надо сказать, что они не принесли Пане значительного облегчения.

Кто-то окликнул его:

— Пестов, подожди!

Это был Егорша. Рядом с ним шел Федя Полукрюков.

— Пестов, значит, с сегодняшнего дня ты будешь учить уроки по-новому? — с места в карьер спросил Егорша.

— Решено и подписано! — Паня стукнул портфелем по колену. — Учу все уроки в тот самый день, когда они заданы. Роман Иванович тоже так учился, и ничего себе получилось — он отличником был.

— Видишь, Федя? — Егорша снова обратился к Пане: — А с кем ты еще говорил? Кто из ребят берется?