Шрифт:
Какой-то парнишка протянул ей стаканчик — все с тем же вином. Посидеть пять минут на траве для приличия и — домой. «Дома» странная диспозиция: два «брата-акробата», актер и фотограф. Актер красив, как ангел, работы нет, есть девушка, певица, — иногда остается ночевать. Фотограф тоже ничего, но водит то одну, то другую. Марину поселили в шестиметровой детской, больше похожей на чулан. Она ныряет в кровать и выключает свет, когда в ночи звякает ключ в замке: фотограф наверняка с кралей, лучше сделать вид, что сон свалил. Приятель Анькиного отца попросил фотографа приютить Марину, пока она жилье не найдет, и тот сделал доброе дело, так что нечего «отсвечивать».
Рядом на траву опустился тип в майке с надписью по-английски: «Я не общаюсь с идиотами. Подумай, прежде чем ко мне обратиться».
— Как настроение?
— Я лучше помолчу, — Марина кинула красноречивый взгляд на майку.
Хмыкнул:
— Откуда такая неуверенность в себе?
— Скорее, склонность все подвергать сомнению. Даже собственные способности.
— Наукой занимаешься?
— Не. Рисую…
— Вот как. Ник на форуме у тебя какой?
— Клелия.
— А я — Корто Мальтез.
11
Думал, она все еще в Новочебоксарске, эта Клелия. Переписка странно оборвалась. Написал ей — не ответила. Подождал, написал снова. Опять не ответила. На форуме появлялась. Решил: не хочет — не надо.
— Что это ты депеши слать перестал?
Хорошенькая. Худая, длинные рыжеватые волосы. Сидит, щурится на солнце. На радужке глаза будто золотые капельки разбросаны. Такую бы мне.
— Никогда не поверю, что два письма подряд не дошли.
— Корто, клянусь тебе…
— Клянись-клянись. Я, видишь ли, тоже все подвергаю сомнению.
Договорились прогуляться вечером по набережной Сены.
12
«Ильэвёню лётан дэкатедралё-о-о-о!» — всякий раз всплывало, когда она выходила из дома и сталкивалась взглядом с собором Сакре-Кёр. Построенный в девятнадцатом веке, он отношения к мюзиклу “Notre Dame de Paris”не имел, но оказался первой «катедралью», увиденной Мариной в Париже. На холм, к собору, она поднималась каждый день. Пускай Сакре-Кёр называют самым уродливым храмом французской столицы — он улыбался ей. Рисуешь его — быстро, в карандаше, переворачиваешь рисунок — и своды превращаются в улыбки.
Радость вертелась повсюду — Марина едва успевала зарисовывать: окно, увитое плющом, бабулька с бантом на шее и с болонкой на вязаном поводке, девчонка на роликах — упала на лавку, вытянула ноги, запрокинула голову, замерла.
И так легко было. За десять минут вклеили в паспорт розовую бумажку — годовой вид на жительство, деньги еще оставались, жилье какое-никакое имелось. И был Париж, от которого она — не первая — потеряла голову, но не столько из-за того, что он прекрасен, сколько потому, что в воздухе пахло радостью. И хотелось рисовать!
А занесло ее сюда из-за мюзикла “Notre Dame de Paris”. Она — недолго — жила в Москве, работала моделью в художественной школе, и в нее влюбился мальчишка-студент. Подкараулил после занятий: «Простите… Можно вас… вам… я… я хотел вам спеть». Держал в руках гитару. Пожала плечом: «Здесь?» Кивнул. Села на ступеньку. Мальчишка пристроился ниже, начал струны перебирать, комичная ситуация, но смеяться некому. И прозвучало: «Боль…»
Эта музыка показалась ей смутно знакомой. Боль — Эсмеральды волосы черны, как смоль. Боже мой, когда она танцует, сколь Похожа на голубку, что сейчас вспорхнет. О, эта боль меня, наверное, убьет. Вот тело то, что я готов обожествить. Чего еще у Богоматери просить? Коль В нее посмеет кинуть камень лицемер, Ему не избежать проклятия химер! О, Люцифер, Сильней любых прекрасных грез Мечта коснуться Эсмеральдиных волос! [1]1
Здесь и далее стихотворения в переводе И.Кудесовой.
Точно — это же «Белль» из мюзикла “Notre Dame de Paris”. Только у мальчишки не «белль», а «боль»… Ему, верно, несладко.
Боль — Я не ведаю, взялась она отколь: Сердце будто режут поперек и вдоль! О, Дьявол, слышишь, этим телом не глаголь — Давно чужда уже земная мне юдоль. Она — сам грех, о, мне желать ее доколь? Ведь эта плоть мне — как на свежей ране соль. Столь Прекрасен, но притом трагичен образ сей, Как будто крест она несет за всех людей… О, Матерь Божья, Коль судьба мне — согрешить, Открыть мне сердце Эсмеральды разреши.Это она, Марина — Эсмеральда? Да нет у нее сердца — после истории с Вадимом осколки, и те вымела. И не несла она крест за людей, она свой персональный еле тащила. Мальчишке же не сердце ее нужно, а то, про что поет, — нагляделся обнаженки.
Боль… Ее черных глаз сиянье манит столь! Телу этому быть девственным доколь — Когда движенье бедер каждого пьянит? Под юбкой этой будто целый рай сокрыт! Любимая, ты мое тело не неволь, Пока я мужа твоего не принял роль. Сколь Глуп человек, что над собой возьмет контроль, Ее увидев, и загасит эту боль! О, Флер-де-Лис, Недорога мне честь, и в срок Сорву любви я Эсмеральдиной цветок.