— Ну, вроде все ладно, — проговорила Василиса Андреевна, обозревая и угощения, и тесный людской кружок. — Открывай, отец, вина-то заморские. — И удалилась в горницу, откуда вынесла пару черных пимов и ватные стеганые штаны. — Вот, сыночек, чтобы зимой не мерз и не промокал, — от нас с отцом. — И три раза поцеловала Юрку: в лоб, в нос и в губы — лесенкой.

— Можешь теперь ночевать в сугробе, — заметил Петр Иванович.

— Законные штаны! — радостно проговорил Юрка, приняв подарки и оглядывая их. — Сегодня же обновлю. А пимы-то, елки! Подошвы — на сто лет хватит!

— Если их на божницу вон поставить вместо графина с водой, — заметил Петр Иванович.

Юрка отнес подарки в горницу и, вернувшись, воскликнул:

— Ну, разливайте!

— Что значит «разливайте»? — спросил Петр Иванович.

— Это значит — пить будем!

— Детям пить не положено. А если что им и перепадает, то инициатива должна проявляться взрослыми. Понял?

— Понял. Тогда проявляйте инициативу.

— Ох и гусь!

Юрка, несмотря на оживленность, начал ощущать какую-то нехватку, словно что-то забыл или потерял… А-а! Подарок Аркадия. Ведь он еще ничего не подарил, но непременно подарит. Что?.. Мальчишка с жаром посмотрел на брата. У Аркадия же был такой вид, словно он и не собирался ничего преподносить. Он шутил да улыбался в ответ на Юркины огненные взгляды, а затем вдруг взял бутылку шампанского и, нацелясь в братишку, начал раскручивать проволоку. Юрка, защищаясь, вскинул руки и пискливо завопил под общий смех, но в последний момент Аркадий чуть повернул бутылку — и пробка просвистела у мальчишки над головой. Из горлышка полезла пена.

— Стаканы! Где стаканы?

— За это полный наливай, — проговорил Юрка.

Но Аркадий всем троим налил по половинке. Потом взял свою пузатенькую рюмку с водкой и поднялся.

— Я пообещал уважаемому имениннику подарить мысль, — сказал он. — Пообещал сгоряча, прижатый к стенке. Потом долго думал и обнаружил, что, знаете, нелегко блеснуть новой мыслью после того, как человечество прожило разумной жизнью несколько сот веков. Поэтому прошу прощения заранее, если я вдруг использую находку какого-нибудь мудреца или философа.

Петр Иванович блаженно щурил глаза.

— Так вот. Бывают люди, которые живут для того, чтобы есть… И бывают люди, которые едят для того, чтобы жить. Я с удовольствием отмечаю, что наш именинник относится ко второму типу людей, то есть к тем, которые едят, чтобы жить. Это люди сердца и ума, но не живота. Я сказал длиннее, чем Аристотель. Но Аристотель говорил вообще, а я — в частности. Так пожелаем Юрке, чтобы он так же хорошо ел и так же хорошо жил: поменьше бы киловатт-часов да больше чего-нибудь иного. Привет, братуха!

Аркадий выпил, вышел в сени и тотчас вернулся со свертком.

— А это — приложение к моим мыслям, — сказал он, сдирая бумагу и сдергивая с коробки крышку.

Фильмоскоп!

Юрка выскочил из-за стола и взял его в руки. О, чудо! У Юрки даже не было мыслей о фильмоскопе. А если и были, то случайные и робкие, еще далекие от мечты. И вот, обогнав мечту на космической скорости, аппарат явился перед мальчишкой во всем своем черном матовом величии, с выпуклым глазом объектива, в глубине которого светился фиолетовый зайчик, с кассетой для диафильмов, с ламповым отсеком и с трансформаторной «будкой». Юрка не знал, что делать: плясать ли, смеяться ли, быть ли серьезным, спрятать ли аппарат, или же немедленно заняться им. Валерка не усидел — тоже вышел. И мальчишки принялись было изучать устройство фильмоскопа.

— Ну, это вы потом, — сказал Петр Иванович. — Потом-потом. Давайте за стол, ишь повыскакивали. Мать для них жарила-парила, а они за железку ухватились… Аркадий, забери у них эту пушку.

— Садимся, садимся, — ответил Юрка и поднес аппарат к Кате. — Им кино показывать.

С энергией взялись ребята за еду. Василиса Андреевна сама ни до чего не притрагивалась, все следила за чашками и все предлагала отведать то одно, то другое. Петр Иванович налил себе и Аркадию по рюмке водки, а мальчишкам плеснул малость шампанского.

— Знаешь, Валера, это от ангины хорошо. — И вдруг, озорно блеснув глазами, Петр Иванович спросил: — А можно все же задать нашей даме один вопрос?

И сразу — тишина.

— Ну, если этот вопрос тебя очень волнует, — проговорил Аркадий медленно, словно пытаясь из множества возможных вопросов угадать вероятнейший.

— Я хочу спросить Катю… м-м… как ей понравилась наша картошка?

— Вкусная, — ответила Катя, действительно уплетавшая за обе щеки и смущенная общим вниманием к себе.

— Верно, дочка, вкусная. Вот и весь вопрос… Я предлагаю выпить за того, кто приготовил нам такую вкусную картошку, — за мать!

— Ур-ра-а! — крикнули Юрка с Валеркой, вздымая почти пустые стаканы. — Чтобы всю жизнь была такая вкусная картошка!

— Спасибо, родненькие, спасибо. Уж буду стараться!.. Катенька, тебе, может, чайку, да вон с яблочками? Давай, дочка, а то их не переждешь. Юрка-то сейчас вздохнет, потянется, помнет кулаками брюхо да опять за ложку.