Отдаленная опасность состояла в том, что СССР один выиграет войну еще до того, как западные союзники сумеют включиться в нее в полную силу, и тогда в Англии и Америке начнется паника и она породит стремление спасти гитлеровскую Германию от поражения, чтобы сохранить ее как «бастион против большевизма».

Требование о безоговорочной капитуляции было логичным ответом на обе опасности. Для СССР оно должно было явиться своего рода моральным эрзацем за второй фронт, а для Англии и Америки — средством отрезать самим себе любой выход из союза и войны. Кроме того, оно содержало еще и ту выгоду, что можно было отложить до конца войны дискуссии о целях войны и условиях мира, которые способствовали развитию конфликта среди сюзников.

Оглядываясь назад, можно сказать, что требование о безоговорочной капитуляции обеспечивало достижение указанных трех целей. Благодаря ему союз между Востоком и Западом действительно продержался до полной победы над Германией. Нельзя также не признать, что ситуация, которая заставила западные державы прибегнуть к этому радикальному средству для спасения находившегося под угрозой союза, была создана самой Германией. Совершенно очевидно также, что тем самым был окончательно предрешен вопрос о существовании Германской империи. По-еле безоговорочной капитуляции она могла на первом этапе существовать лишь как империя держав-победительниц. В случае если бы после победы это единство распалось, как это обычно имело место во всех союзах, Германская империя распалась бы тоже.

Такой представляется картина прошлого в наши дни. Однако в 1943 году еще длительное время было сомнительным, спасли ли действительно Рузвельт и Черчилль своей политикой о безоговорочной капитуляции союз и предотвратили ли сепаратный мир между Германией и Советским Союзом. Правда, в своем приказе по случаю 1 мая 1943 года Сталин совершенно определенно поддержал требование западных держав. Однако в июле, после своей крупной победы в грандиозной битве под Курском, русские открыто и демонстративно вновь отмежевались от этой политики: они сделали это одновременно с созданием Национального комитета «Свободная Германия», которое предусматривало предложение о ведении «нормальных» переговоров о мире, правда — теперь уже не с Гитлером, а с такой Германией, которая нашла бы в себе силы и разум освободиться от Гитлера.

Позже создание Национального комитета «Свободная Германия» было оценено лишь как пропагандистская акция. В условиях 1943 года оно было весьма серьезным политическим актом, с помощью которого Советский Союз подвергал самой серьезной проверке западный союз. Одобренный русскими Манифест Национального комитета читается как сплошная полемика против политики «безоговорочной капитуляции»: «Если германский народ по-прежнему безропотно и покорно допустит, чтобы его вели на гибель, то с каждым днем войны не только будут истощаться и иссякать его силы, но будет возрастать и виновность его. Тогда Гитлер будет свергнут лишь силой армии коалиции. Но это будет означать конец нашей национальной независимости, нашего государственного существования, расчленение нашего отечества. И пенять нам придется тогда только на самих себя.

Если германский народ вовремя обретет в себе мужество и докажет делом, что он хочет быть свободным народом и что он преисполнен решимости освободить Германию от Гитлера, то он завоюет себе право самому решать свою судьбу и другие народы будут считаться с ним. Это единственный путь к спасению самого существования, свободы и чести германской нации.

Германский народ нуждается в немедленном мире и жаждет его.

Но с Гитлером мира никто не заключит… никто с ним и переговоры не станет вести. Поэтому образование подлинно национального немецкого правительства является неотложнейшей задачей нашего народа… Верные родине и народу силы в армии должны при этом сыграть решающую роль.

Это правительство тотчас же прекратит военные действия, отзовет германские войска на имперские границы и вступит в переговоры о мире, отказавшись от всяких завоеваний. Так оно добьется мира и возвратит Германию в среду равноправных народов. Только оно создаст для германского народа возможность свободного волеизъявления в условиях мира и суверенного разрешения вопроса о государственном устройстве».

Это была антипрограмма на «unconditional surrender» (на требование о «безоговорочной капитуляции». — Прим . перев.). Она свидетельствовала о готовности России к переговорам о мире с теми силами в Германии, которые сотрудничали в Национальном комитете: коммунистами и военными, которые, как утверждалось в манифесте, «еще год назад считали бы невозможным такое сотрудничество». Было ясно (в манифесте об этом говорилось совершенно недвусмысленно), что не коммунистам, а военным предназначалась «решающая роль». Русские были реалистами. Комитет работал под черно-бело-красными знаменами.

Таким образом, еще в 1943 году Советский Союз открыто говорил о мире с Германией, которая избавилась бы от Гитлера, о мире, который оставил бы неприкосновенными существование и суверенитет Германской империи. Очевидно, что и в июле 1943 года, когда военная победа русских, даже без второго фронта, была лишь вопросом времени, скорый мир с Германией без Гитлера был для них по-прежнему приемлемее достигнутой в результате неисчислимых человеческих жертв полной победы, которая неизбежно столкнула бы их непосредственно с англичанами и американцами и которая таила в себе новые возможности конфликтов.

Между тем Манифест Национального комитета не нашел отклика в Германии. И тогда в октябре, после трех месяцев напрасного ожидания, русские присоединились на конференции министров иностранных дел в Москве к требованию о «unconditional surrender». Месяц спустя главы правительств трех держав твердо договорились в Тегеране о высадке западных войск во Франции. Длительный кризис в стане союзников был тем самым окончательно снят.

Ничто так отчетливо не свидетельствовало о своеобразной внутренней слабости казавшейся внешне такой сильной Германской империи, как плачевно кончившийся отказ от этого последнего шанса на спасение. Поучительно сравнение с Италией. Она спасла в том же июле 1943 года свое государственное существование с помощью того, что могло бы, возможно, еще позволить и Германии спасти свое существование как государства: путем своевременной смены правительства, которая лишила бы власти диктатора и дала бы стране возможность выступать на международных переговорах. Италия тоже была фашистским государством, но она, как показали события в июле 1943 года, была еще государством. Она имела все институты: монархию, фашистский Большой совет, армию, которые в момент наивысшего кризиса в вопросе о существовании придали ей необходимую внутреннюю функциональную способность.