Однажды произошло вот что. Один человек пришел к мастеру дзен и попросил об учении. Мастер сказал: «Хорошо. Будь здесь, и я научу тебя». Прошел час, два, три, и терпение того человека истощилось.

Много людей приходило и уходило — у мастера было много учеников, целый монастырь, он разговаривал с людьми, учил их, давал им разные задания, решал их проблемы — а тот человек все сидел в углу. Его терпение иссякло, он был сам не свой. Когда выпала свободная минутка, он сказал: «Послушай, я здесь уже три часа, а ты меня ничему не научил!»

Мастер посмотрел на него и спросил: «Чем же я, по-твоему, занимался все это время? Приходили люди, они задавали мне вопросы, я отвечал им. В этом и было обучение — не в ответах, а в отвечании. Тебе надо было смотреть, как я отвечаю. Люди приходили, здоровались, я им отвечал. Это было обучение. Некоторые люди приходили и просто молча сидели рядом со мной, я молчал, и они молчали — это было твоим обучением. Что я, по-твоему, делал эти три часа, болван? Я учил тебя». Но тот человек ничего не понял. Он не понимал, что это за способ обучения.

Мастер не учит, он и есть учение. Все его существо является посланием, он непрерывно шлет послание. То, как он направляет свой взгляд, какими жестами пользуется, как смотрит на вас — он все время сообщает вам нечто. Если вы этого не видите, вы слепы.

Мастеру не задают такой вопрос: ты научишь меня? Ведь именно в этом его предназначение. Свою работу он уже выполнил, она завершена. Для самого себя он уже сделал все, даже дышать для себя ему нет нужды, он сделал все необходимое. Если он ненадолго задержался на берегу, так это для вас — а иначе его корабль давно бы отплыл. На самом деле, его корабль сильно задержался. Если он остался на берегу, то это для вас. Чтобы научить вас. Чтобы поделиться тем, чего он сам достиг. Такой вопрос не задают мастеру: «Ты научишь меня?» Наоборот, спрашивать надо: «Готов ли я к тому, чтобы меня научили?»

Либнани сказал:

Не думаю, что тебе известно, как учиться.

Когда вы пришли к мастеру, дело не в том, что вы спрашиваете. Выслушивать, что вы там говорите, — не его забота. Он знает, что вы из себя представляете. Вы можете сказать: «Я хочу знать», — или можете сказать: «Я очень хочу узнать», — или даже можете сказать: «Я горю желанием узнать и готов на все ради этого…»

Такое случается. Люди приходят ко мне и говорят: «Прими нас. Мы полностью в твоем распоряжении. Делай с нами все, что пожелаешь. Мы готовы на все». Они у моих ног. Но если я говорю им: «Тогда станьте саньясинами, пройдите инициацию», — они отвечают: «Это трудно, это очень и очень трудно — ходить в оранжевой одежде по улице». А ведь только что этот человек говорил: «Я в твоем распоряжении, я готов на что угодно, делай со мной, что пожелаешь». У него не хватает духа даже на то, чтобы сменить одежду, а он уверяет меня, что позволит мне полностью изменить его бытие!

Он не понимает, что говорил только что. Люди говорят и спят, они пьяные. Они не понимают, что говорят. Они могут встать на колени, но они не понимают, что делают, — потому что, если это просто жест, жест вежливости, в нем нет смысла. Это просто манерничание, оно ничего не значит. Только если они искренни, подлинны, в этом может быть сила трансформации.

Но если я немедленно говорю: «Смените одежды», — они пугаются. А если я скажу: «Смените ваше бытие», — смогут ли они справиться с этим?.. потому что даже если смена платья ставит вас в неловкое положение на улице, в случае смены бытия вам уже не выпутаться из неприятностей. Куда бы вы ни отправились, вы везде будете изгоем. Вы будете принадлежать другому миру, а в этом от вас отвернутся все знакомые. Даже ваши близкие начнут отстраняться и отдаляться от вас, они не смогут вас понять, вы станете иностранцем в собственном доме. Вы станете изгоем, и люди будут избегать вас, они будут обходить вас стороной. Они будут напуганы: вдруг ваша болезнь заразна?

Не нужно задавать вопросы мастеру, надо просто быть в присутствии мастера. В Индии у нас есть слово даршан. Оно означает непосредственное присутствие перед мастером. Ничего не надо говорить, ему не нужны ваши слова, чтобы знать, — и то, что вы скажете, может оказаться ложью, потому что в вас столько разных фрагментов. Один фрагмент говорит одно, другой — другое. Вы толпа, в вас нет единства. Сейчас вы говорите одно, в следующий миг — другое. В вас все перепутано, вы хаотичны.

Когда вы рядом с мастером, просто оставайтесь в его присутствии, и пусть он сам решит, что вы за человек и как можно работать с вами. Пусть решает мастер — не вмешивайтесь.

Либнани сказал: Не думаю… Вы говорите, что хотите, но я так не думаю — я не думаю, что тебе известно, как учиться. Вы не способны на это. У вас нет восприимчивости. В вас нет той женской природы, которая способна к обучению. Вы закрыты. Я вижу это — вы закупорены со всех сторон. Нет ни единой щелки, куда можно проникнуть… все окна закрыты, все двери закрыты.

Когда вы закрыты, от вас исходят определенные вибрации. За сотни шагов мастер может почувствовать, закрыт приходящий к нему или открыт. Качество открытого человека совсем другое: он невесом, словно и не ступает по земле — он парит, как будто гравитация на него не действует. Он уже не совсем земное существо.

Открытый человек совсем другой. Когда вы приходите к мастеру, и вы открыты, тогда вы готовы узнать.

Должно быть, тот человек был закрыт. Он пришел учиться, но он не был готов открыться. А как можно узнать что-то, если вы не открыты? Ум, наполненный предубеждениями, концепциями, теориями, писаниями, знаниями, не способен к обучению. Чтобы научиться, сначала надо разучиться. Разучиться — способ обучиться.