Дела дипломатические. — Неожиданная русская вписка. — Дела визовые. — Снова в госпиталь. — Замены в наших рядах.

Мы сдали документы в посольство Кении. В понедельник, в случае положительного ответа из Найроби, нам обещали месячные визы за 50 долларов.

Вечером долго беседовал с нашим консулом. Поговорили о больных и самолетах, о дорогах и визах. Узнал телефоны и адреса посольств ЮАР, Ботсваны, Малави, Мозамбика, Замбии и Зимбабве. В Москве мы делали визы только до Эфиопии, ибо не было уверенности в прохождении суданско-эфиопской границы. Теперь нам предстояло сделать в Аддис-Абебе визы Кении и Танзании, а так же большинства других африканских стран, ибо только здесь есть посольства ВСЕХ африканских государств, т. к. именно в Аддис-Абебе находиться штаб- квартира «международного африканского союза».

Консул, «по секрету», сообщил мне, что посол РФ водит дружбу с послом Кении, и грозится позвонить своему другу, чтобы нам не давали визу Кении. Чем мы вызвали такое враждебное отношение к нам со стороны посла, что он опускается до таких «мелких пакостей»? Ведь посол занимается политическими контактами, а работа с гражданами — дело консула. Возможное противодействие к нам со стороны главного представителя России, меня очень озадачило.

Может кто из сотрудников МИДа, прочитав эту книгу, захочет разъяснить мне ситуацию на будущее?

На следующий день в «русской палате» инфекционного отделения опять перемены — с капельницей лежит Сергей, а возле его кровати сидит на стуле сидит поправившийся Гриша.

Юра заказал «маниграммой» деньги на самолет, консул делает ему справку, «заболевшего работника МИДа», что позволит удешевить билет на 25 %. Но это только на рейс Аэрофлота. А российские самолеты перестали летать в Эфиопию, как только мы перестали строить здесь социалистическую республику. Так что скидка будет распространятся только от Каира до Москвы, а вот лететь до Каира Юре придется за полную стоимость билета компании «CairoAirways».

На следующий день врачи сказали, что у всех, сдавших анализы, обнаружены в кишечнике амебные цисты. Это значит, что мы переболели тяжелым африканским заболеванием, типа дизентерии. Чтобы вывести амебу окончательно, нам велели купить в аптеке антибиотик. То, что в данный момент в нашей крови не обнаружили малярийных тел, еще ничего не значит.

Возможно, что вредный микроб затаился в других органах и размножится в крови позже. Вон, Гришу уже дважды лечили от малярии «по типичным признакам», хотя в крови малярию ухватить «не успевают». Приступы жара и холода объясняются как раз тем, что малярийные плазмодии то размножатся в крови, то исчезнут до следующего приступа. Лекарство для профилактики малярии, купленное нами еще в Каире, в Эфиопии уже не действует.

Единственное средство, которое помогает в 85-ти процентах случаев — таблетки «Fansidar». Для профилактики пьем по одной таблетке в неделю, а в случае появления первых признаков заболевания (понос, температура, «простуда») нужно выпить сразу три таблетки. Хотя это вредно для печени, есть шанс выкарабкаться без капельницы. С помощью внутривенных вливаний, в госпитале уровня Балчи вылечивают 95 % случаев, а вот в деревнях такого сервиса нет даже за деньги. Но самые опасные районы мы уже проехали — в южных провинциях Эфиопии малярия встречается реже, чем на севере.

Уже несколько раз я посещал Российский Культурный Центр, надеясь поговорить с директором. Но Михаил Александрович каждый раз сказывался то уехавшим, то больным.

Других русских людей в РКЦ я пока не видел. В кафетерии о России напоминают только картинки на стенах. В выставочном зале поет песни какая-то религиозная секта. В библиотеке нет ни одной русской газеты, а единственный телевизор директор забрал к себе в квартиру.

Полный «упадок культуры», приятное исключение — выставка художницы, учившиеся в Харькове. Но выставку организует не РКЦ, а некая организация «Русских женщин», как я понял, такая же «неформальная» как и наша АВП. С одной из этих тетушек познакомились я и Олег прямо на выставке. Оказывается, посольство и прочие русские люди, не общаются с женщинами, вышедшими замуж за эфиопов, считая их какими то «падшими» или «грязными».

Возможно этим отчасти и объясняется такое различное отношение к нам со стороны живущих в Эфиопии, и приехавших сюда «по контракту». Мы долго говорили о временах минувших и нынешних, о политической ситуации в России и Эфиопии, о наших консулах и послах, об эфиопских церквях и православии… в это время на выставку заглянула еще одна русская женщина, Валентина Семеновна:

— Ой, а я про вас уже слышала, но сначала даже не поверила.

— А мы про вас не слышали, но сразу верим!

— А где же вы сейчас ночуете? Говорят у вас проблемы с нашим посольством…

— Скорее, не с посольством, а с послом. Действительно, мы живем в разных местах города и не у всех эта проблема решена окончательно…

— А что же вы ко мне сразу не приехали?

— Так Вы же не приглашали!

— Так приглашаю. У меня пяти-комнатная квартира почти в центре. Живу только с сыном…

— Так поехали прямо сейчас. Если все ОК, то мы переберемся к вам из гостинцы уже сегодня…

— Конечно пошли пешком, это здесь, недалеко.

Таким образом мы обосновались на квартире Валентины Семеновны. С первым мужем, эфиопом, она развелась, а второй муж, американец, пропал без вести, пролетая на самолете над Заиром. В квартире проживал только ее старший сын 17-ти лет.