В этом и заключалась трагедия людей, попавших за решетку — о правовых знаниях и нормах они не имели ни малейшего представления. Не имея защитника в ходе следствия, они целиком и полностью попадали во власть следственного аппарата, это он вершил судьбами людей по указанию сверху.

Капитану Устратову следственные материалы на своего подследственного нужно было оформить в протоколах допроса до возвращения в Советский Союз, не оставляя в них «белых пятен», а затем передать их в органы Госбезопасности.

Когда я стал рассказывать ему о подготовке к побегу, о его осуществлении, а затем о жизни в Швейцарии и работе в Советской репатриационной миссии, я понял, что этот период его мало интересует, так как он свидетельствовал о нашей работе в пользу Союза, поэтому подробности о нем были опущены.

Итак, согласно нормам процессуального кодекса, следствие уложилось в два месяца, и я подписал 206-ю статью об окончании следствия. Заканчивались трудные дни пребывания в следственном изоляторе г. Подольска.

На исходе февраль. В Подольске стояла снежная зима, держались морозы.

Предстоял переезд в Бутырскую тюрьму. Подписавшие 206-ю статью с нетерпением ожидали этого часа, казалось, что собираются они не в тюрьму, а на свободу.

Вспомнил свои впечатления о первой тюрьме детства, когда после уроков вместе с товарищами бегал к маленькому садику на развилке дорог Кубинской и Джабар Джабарлы и там, забыв все на свете, до изнеможения гонял маленький резиновый мяч. Игры эти проходили неподалеку от большой многоэтажной городской тюрьмы, где содержались «бытовики», заключенные туда за бытовые преступления.

Вдоволь набегавшись, мы тут же у садика садились отдыхать. И тогда перед глазами возникала громадина тюрьмы, ее окна с решетками. Они были без «намордников» и случалось, что в окнах появлялись заключенные. Оттуда можно было видеть волю, подышать ее воздухом.

Когда я видел этих людей, я представлял запертую камеру с решетками. Мне становилось жутко от того, что такое вдруг может случиться и со мной. Приходили на ум где-то прочитанные слова: «от сумы и от тюрьмы не зарекайся».

Оказавшись в тюрьме после возвращения в Союз, я не раз вспоминал бакинских арестантов, до самого ареста не представлял, что смогу оказаться в таком положении сам.

Вспомнив теперь Бутырку, я решил навести справки из разных источников, чтобы более полно ознакомиться с этим историческим памятником режима, построенном в далекие времена царствования Дома Романовых. Однако таких сведений не оказалось. Любой государственный режим предпочитает сведения о подобных заведениях хранить в архивных хранилищах. У себя обнаружил небольшой путеводитель-справочник «Петропавловская крепость» А. Бастаревой и В. Сидоровой 1989 года издания. Знакомство с путеводителем состоялось лишь потому, что изменилось первоначальное назначение крепости, и она из места расправы с людьми превратилась в историко-революционный памятник народно-освободительного движения России. Бутырская тюрьма до сих пор исполняет роль следственно-режимного заведения, и поэтому сведения о ней не вошли в путеводители.

Пространственное воображение позволило мне представить план этого заведения, способного вмещать в свои камеры тысячи заключенных. За многие месяцы жизни побывал в различных ее уголках, познакомился с жилыми камерами главного корпуса и служебными помещениями.

Главный корпус в три этажа построен в форме прямоугольника с внутренним двором. В нем до революции находилась церковь. В наше время церковь передали под библиотеку с хорошим, редким книжным фондом, попавшим туда по разным каналам. Заключенные имели право пользоваться библиотекой раз в десять дней. Библиотека удовлетворяла самые различные потребности людей как высокообразованных, так и просто читающих. При желании можно было заниматься самообразованием. Кое-кто пользовался книгой, как маскировочным средством, закрывшись от надзирательских глаз, чтобы вздремнуть. Спать в тюрьме разрешали только ночью.

Среди политических заключенных ходил слух, что в Бутырской тюрьме до сих пор — а это было зимой 1946 года — работает Фани Каплан, которой высшую меру наказания Владимир Ильич заменил пожизненным заключением. Я тоже верил этому и только после возвращения домой из газет, открывающих тайны госархивов, узнал, что она была расстреляна вскоре после покушения.

К главному прямоугольнику справа и слева были пристроены два корпуса, напоминавшие стрелы. Справа — спецкорпус с одиночками, слева — хозяйственные помещения. На концах стрел четыре башни. Одна из них называлась «Пугачевской». Не знаю, по каким причинам башня получила это название. По слухам, в ней содержался Пугачев. В наше время там ожидали исполнения приговора смертники.

Левая стрела предназначалась для больничного корпуса и для хозяйственных служб — там были баня, кухня, пекарня. По всей вероятности там находились заключенные, обслуживающие мебельный комбинат и работающие в тюремной обслуге.

Вся тюремная территория с мебельным комбинатом и подсобными службами, с большими прогулочными дворами главных корпусов и маленькими двориками спецкорпуса была обнесена высокой каменной стеной.

У центрального входа проходная с воротами, работающими от электропривода. Таких ворот было трое. Только минуя их, «воронки» могли попасть к центральному входу самой тюрьмы, называемой «вокзалом».