Пожав плечами, я напомнила:

– Не ценное, Юрао, а то, что хотелось бы спрятать так, чтобы никогда не нашли.

Мы задумались. Еще раз внимательно посмотрели на портрет, и партнер продолжил:

– Она прекрасно знала, что подвал и чердак будут осмотрены в первую очередь, причем с истинно гномьим качеством осмотра, следовательно, драгоценности не там. Сейф и тайники отпадают – мы говорим о гномах.

И после непродолжительного молчания я тихо спросила:

– Простите, мастер Ойоко, можно осмотреть комнату покойной?

Юрао поднялся тут же, бросив мне:

– А это идея, Дэй.

В доме мастера-стекольщика Ойоко оказались широкие коридоры и на удивление высокие потолки, что сам гном объяснил нам простым:

– Купили у человеческой пары… – И с затаенной грустью: – У них малышка такая очаровательная была, но болела, вот Вейты и продали дом, чтобы на юг переехать.

Для Ардама ситуация с продажей домов типичная – проще купить, чем новый построить. Но кое-что меня откровенно удивило – на лестнице, ведущей в жилые комнаты, словно скрытые от глаз посторонних, повсюду стояли большие и маленькие стеклянные статуэтки. По большей части они изображали детей, в основном одну гномочку. На первой ступеньке, притулившись к стене, маленькая девочка сидела и смотрела на цветок, в котором под лепестком пряталась бабочка. На пятой та же девочка, подскочив, протягивала ручки к взлетающей бабочке, на десятой малышка смешно морщила носик, на котором сидела эта бабочка.

– Как красиво, – не удержалась я.

– Мое баловство, – смущенно отмахнулся мастер Ойоко. – Стекольное дело изучать пришлось быстро, а это я так… баловался, пока выдувать учился.

Юрао присел перед статуэткой, осторожно прикоснулся к цветному стеклу и задал неожиданный вопрос:

– Малышка не из гномов, да?

– В конце улицы жила, – ответил гном после недолгого замешательства. – Мать у нее одна, без мужа. А девочка… полукровка.

– Похожа на лесных, вот только… – Дроу пристально разглядывал девочку. – Хорошая работа, мастер Ойоко, даже ушки остренькие подметили и коготочки на пальчиках.

Мастер нахмурился, я же стремительно нагнулась и присмотрелась к статуэтке – ушки действительно были остренькими, вот только не наверху, как у большинства лесных принято, а внизу. Похоже, папочка этой девочки – выходец из Миров Хаоса, а сама малышка…

– Поглощающая жизнь! – Юрао поднялся, вперил суровый взгляд в гнома: – Знали?

– Н-нет! – Мастер даже заикаться начал. – О-о-откуда?! Ликаси с мамой жила, милая девочка очень, тяжело им было, помогал как мог. Ругида против была, уж орала да грозилась, а я ж не мог мимо беды пройти, деньгами помогал, сколько мог, а потом…

– Госпожа Ойоко все узнала! – Не нравилось мне мрачное выражение лица дроу.

– Так от нее скроешь! Узнала, сам не ведаю как, но узнала. Я после работы к Ликаси зашел как раз, знаете, шел через кондитерскую Мелоуина и не удержался, набрал пирожных с каррисой, маленькая так любит их. И только пришел, Ликаси ко мне бабочкой припорхнула, обняла крепко так, знаете, маленькая, а ручонки сильные такие, и тут дверь распахивается – и на пороге Ругида с братцем…

Юрао вскинул руку и азартно поинтересовался:

– А подождите-ка, подождите, у меня вопрос – а старший брат госпожи Ойоко в добром ли здравии?

Гном удивился подобному обороту, но ответил:

– Помер он. В тот же год, как и Ругида, к Бездне отправился, болезнь у них наследственная случилась…

И тут меня словно громом поразило! Поглощающие жизнь – нечисть высшего уровня!

– Сообразила? – обернувшись ко мне, спросил Юрао.

Сглотнув, кивнула. Затем высказала:

– Могу предположить: если госпожа Ойоко портрету соответствовала, то обнаружив господина Ойоко в чужом доме, могла поднять скандал из ревности.

Икренне удивившись, Юр спросил:

– Причем тут ревность, Дэй? По мнению гномов, разбазаривание имущества – самое страшное преступление, которое только может совершить гном по отношению к своей семье. Ты вообще хоть раз видела гнома, подающего бедняку?

– Нет.

– То-то и оно. – Юрао повернулся к Ойоко. – Вы, многоуважаемый мастер, вероятно, и сами не осознали, что произошло. Малышка ваша, – он указал на статуэтку, – нечисть, причем нечисть крайне зубастая, скажу я вам. В свое время рассказывали нам, как один отряд этих клыкастеньких выпивал целые поселки за ночь. И жизни они поглощали сотнями. Не оставляя следов, не трогая тела жертв – просто выпивали. Жутко, да? Так станет еще более жутко – малышка вас явно любила, раз в руки давалась. Эти твари в руки никому не даются, так что как вам это удалось, я даже предположить не берусь. Пожирательница вас явно за своего признавала. Но что дальше происходит – врывается разъяренная госпожа Ойоко, видит следы вашего расточительства и вполне обоснованно приходит в ярость. Орала она на вас, полагаю, знатно, а может, и пристукнула пару раз со злости.

И почтенный гном побледнел, затем хрипло произнес:

– Она Ликаси ударить хотела, я не дал… Мне досталось кнутом по лицу.

Я переводила взгляд с гнома на дроу и все никак не могла понять, что мне в этой истории не нравится. Точнее, очень напрягает, и когда взгляд остановился на статуэтке, я вдруг поняла, что именно меня тревожит – личико девочки было похоже на лицо той самой домработницы мастера-стекольщика! А еще Ойоко сказал: «Набрал пирожных с каррисой, маленькая так любит их». Любит! В настоящем времени.