Шрифт:
– Я занят, не сейчас, - раздался ответ, а вокруг Кронвальда сидели его Советники и спорили между собой.
Надо же, как мне везет, даже говорить не захотел, последняя надежда на спасение рухнула, даже не оформившись до конца. Мне было очень больно, причем болела и страдала измученная душа. Столько знакомых, да таких влиятельных, а спасти от какого-то жалкого безумца некому. До Раэна я не смогу достучаться, потому что Второй сильнее его, просто блокирует связь с этим местом. Друзья не услышат, в силу молодости, а Правителю я безразлична. Сет исполнил, что мог, сохраняя мою жизнь и рассудок, большего требовать от бога глупо. С такими мрачными мыслями я висела на цепи, и безразлично смотрела перед собой в никуда. Я настолько глубоко ушла внутрь, что не замечала ни камеры, ни висящего передо мной обнаженного демона.
Дальнейшие события слились для меня в один, не прекращающийся поток боли и страданий. Периодически я возвращалась в разные периоды собственного детства, когда родной отец наказывал меня за все провинности моих старших братьев и сестры. Не могу сказать, что была идеальным ребенком, иногда наказывали за мои проступки, но их было в несколько раз меньше, чем следовало наказаний. Мой рассудок привык, что одно лицо, расплываясь, переходит в другое, потом возвращается.
Так было первое время, настал день, когда я оказалась в пустыне, под босыми ногами раскаленный песок, а над головой палящее солнце, больше ничего нет.
– Сестра, терпи, ты нужна миру! Постарайся впитать в себя благословенный жар, однажды, только он спасет тебя от жгучего холода. Расслабься, наслаждайся теплом, не спеши, ступай мягко, прочувствуй тепло, что идет от песчинок, - раздался голос, а я послушно исполняла его волю.
Жар пустыни сразу стал приятным, согревающим, ветер огненным покрывалом укутывал тело, так хорошо, уютно. Но вот пустыня сменилась камерой, я с сожалением вернулась в реальность, и спросила: Кто ты? В ответ перед глазами возникла маленькая змейка, я поняла, с кем общалась. Мой палач внимательно смотрел на меня, словно насквозь сверлил своими жуткими бездонными глазами.
– Пустыню, где орчанка живет, вспоминай пустыню и клубки змей!
– кричала моя подруга.
Я старательно исполнила её просьбу, будто воочию увидев клубки змей, танцующих своеобразный танец, а вокруг песок и древние развалины.
– Мерзкие ползающие создания, глупые и бестолковые! Мои зверюшки многократно лучше всех пресмыкающихся, - брезгливо заметил отшельник, направляясь к выходу.
Я вздохнула с облегчением, едва не выдала мою спасительницу, как я могла так беспечно смотреть на негодяя, ведь знаю, что он читает мысли очень легко. Маленькая змейка скрывалась на моем теле в виде татуировки на спине, если я висела лицом к мучителю, или на животе, сбоку, всегда на стороне, что не видна палачу. Она выводила меня из спасительного забвения, когда философ покидал камеру.
– Вернись, Нуся, ты нужна нам здесь!
– слышала я звонкий голосок в своей голове, с трудом возвращалась в мир вечной боли и страданий.
Однажды, во время пытки, я ощутила свое тело горящим на костре, огонь со всех сторон окружал меня, из-за него не было видно никого и ничего. Лишь языки пламени ласкали измученное тело.
– Терпи, сестра, терпи! Это Первозданный огонь окружил тебя, постарайся всей своей частичкой света вобрать его внутрь, спрячь тепло его в глубинах чистой души. Ты должна это сделать, позже, только внутреннее тепло сможет защитить тебя! Прими же огонь всем сердцем, ангельской душой, прочувствуй, как трепещут крылья, когда их лижет пламя!
– снова уговаривала меня змейка.
Что мне оставалось делать? Я принимала огонь, ощущая, как он уютно сворачивается в глубине души, слегка ворчит, засыпая, его языки слегка подрагивают, успокаиваясь. Мне совсем не жарко внутри костра, просто очень тепло, словно, кто-то бесконечно родной и любимый ласкает страдающее тело. Становится жаль, когда ведро ледяной воды возвращаем сознание в реальность.
Третий раз мы со змейкой оказались в маслянистой воде, обдающей жаром со всех сторон. Только теперь мы обе стараемся оттолкнуть жуткую воду дальше, выныриваю на поверхность, судорожно вдыхаю, но стараюсь не дышать под странной жидкостью. Так происходит несколько раз, сил остается все меньше, но я упорно не дышу под водой, пока, наконец, мое сознание не возвращается в реальность. Костер, пустыня и странная жидкость много раз посещали меня в видениях, всегда я слушалась змейку, исполняла её слова. Реже приходил отец, несколько раз отшельника заменяли лица Лероспена и его друга.
Сколько прошло времени, какая была по счету серия пыток, я не знала, мне было все равно, я забыла кто я, что я и где нахожусь. Мир со всем его многообразием сузился до размера камеры, кроме бесконечной череды истязаний и боли ничего не было, меня ничто не волновало. Я старалась не смотреть на свое окровавленное тело, больше напоминающее холодную тушку животного в лавке мясника, чем тело молодой девушки. Каким образом в этом изуродованном теле сохраняется жизнь, не знаю, думать не хотелось ни о чем.
Когда в камере появился мой палач, я была готова к очередной порции боли, но он, вместо приготовления к удовольствию, вдруг подвесил вверху амулетик, захохотал дико и сказал:
– Они надеются освободить вас? Глупцы, любое магическое действо разрушит эту камеру, разнесет вас по кусочкам! А без магии никто и никогда не раскроет эти браслетики!
С хохотом философ удалился, а я подняла глаза на свои браслеты, на них сидела моя подружка и щедро поливала ядом. Мне показались её попытки несуразной глупостью, я устало прикрыла глаза, а через две минуты рухнула на пол, ничем не удерживаемая. Я смотрела на свои руки, ничего не понимая, не веря спасению, что забрезжило впереди.