— Эту штуку использовали не для собак, — объявил — он. — Это стробоскопический ужас. Парень, который это придумал, сделал бы миру одолжение, если бы разрешил себе ампутировать голову.

— Что это? — спросил Рирдон.

— Минуточку, — сказал Вайт и обернулся к двери в заднюю комнату.

Появился Сандрес, сел на край стола, вытер свое пухлое лицо платком и посмотрел на Рирдона. Он был пунцовым, по его лбу струился пот.

— Будучи предупрежденным и не напичканным наркотиками, я выжил. Другие вряд ли, — сказал он и опять вытер лицо платком. — В той комнате пыток я только что убил парня. Я его разделал быстро и по всем правилам, и сделал это с большим вкусом. Я прижал его к кровати и вскрыл ему горло от уха до уха.

— Правильно, — подтвердил Вайт. — Это было обдуманное и хладнокровное убийство, и такое сочное, что бывает лишь раз в тысячу лет. Одно только подкачало.

— Что? — спросил Рирдон.

— Сандрес не мог его убить, потому что это только что совершил я. Вот так прямо от уха до уха.

Впечатленный такой конкуренцией на убийство, Рирдон спросил:

— То же место? Та же техника? Те же мотивы? Та же жертва?

— Конечно! — ответил Вайт. — Та же программа, — он помахал блестящей лентой. — Это сцена убийства, — он бросил ленту на стол. — Посмотри сам. Вся эта штука — специальный кинопроектор. Он показывает стробоскопические кадры в естественных красках. Картина проецируется на экран, сделанный из тысячи маленьких пирамид из специальной пластмассы, и пространственный эффект получается без поляроидных очков.

— Ничего нового, — заметил Рирдон. — Это делали и раньше.

— Кое-что новое есть, — заметил Вайт, — фильм снят так, что камера все время смотрит на происходящее с точки зрения того, кто все это совершает.

— И это делалось раньше, — опять заметил Рирдон.

— А что не делалось раньше, так это вырезки на ленте. Пленка нестандартного размера, и она движется со скоростью триста тридцать кадров в минуту. Каждый пятый кадр дает резкую вспышку. Это создает стробоскопический эффект с частотой одиннадцать вспышек в секунду, что совпадает с пульсацией зрительного нерва. Понимаете, что это значит?

— Нет, продолжайте.

— Эффект вращающегося зеркала. Это вводит зрителя в состояние гипноза.

— Черт, — сказал Рирдон, взял ленту и попробовал рассмотреть ее в свете уличного фонаря.

— Даже если предположить, что зрителя не напичкали наркотиками, а мы предполагаем обратное, — продолжал Вайт, — зритель смотрит фильм, хорошо зная, что это фильм. Но вскоре он входит в состояние гипноза и отождествляет себя с камерой. Мозг не может совместить это с местом и временем в памяти. Но в памяти есть пустые ячейки, когда происходили события, не стоящие запоминания. Эта аппаратура создает преступления: преступников, место, обстоятельства, мотивы и примерный период прошлого. И мозг заносит это в память туда, где ничего не было.

— Может показаться невероятным для тех, кто этого не испытал на своей шкуре, — заметил мрачно Брансон. — Я-то уж хорошо знаю, насколько это убедительное чувство.

— Какой-то гений придумал очень эффективное промывание мозгов, — сказал Вайт, — и этого вполне достаточно для убеждения человека в чем угодно, учитывая, конечно, что все это делается без предупреждения и человек ничего не подозревает, — порывшись в кармане, он достал еще одну киноленту. Он дал ее Брансону. — Там в контейнере небольшая фильмотека убийств. Убийства с широкой географией — отсюда до Тимбукту. А эта пленка содержит бельстонское убийство, хотя у меня такое впечатление, будто его снимали за тысячу миль от Бельстона. Как вам это нравится?

Брансон посмотрел пленку на свет.

— Бог мой, — сказал он, — это Элайн?

— Возможно, второстепенная актриса на другом конце планеты, — предположил Рирдон.

— Сомневаюсь, — вмешался в разговор Сандрес впервые за время обсуждения техники. Он все еще был в поту. — Эти убийства слишком реальные. У меня такое чувство, что главный артист действительно погибает.

— У меня тоже, — заметил Вайт.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Рирдон.

— Там смерть слишком естественна, чтобы ее так подделать. Я думаю, что кого-то по каким-то причинам приговаривают к смерти, но им это не объявляют, а надувают их и уговаривают принять участие в съемках. Все они играют роль и только в последний момент узнают, что финальная сцена для них смертельна.

Рирдон все это обдумал с бледным лицом, не выражая никаких эмоций, потом заметил:

— Я бы не рискнул применить это.

— Но это сработало. Все, кого подвергли этой процедуре, разбежались по укромным убежищам и помалкивали.

— Знаю, знаю, — заметил Рирдон и многозначительно посмотрел на Брансона. — Я отправлю аппаратуру куда-нибудь для дальнейшего изучения, — он взглянул на часы. — Нет смысла сидеть здесь дольше, — потом повернулся к Брансону. — Вы тоже поедете со мной в управление. Мы дадим вам часов восемь поспать, потом накормим. А вот затем вы нам расскажете вашу историю во всех деталях и определите роли тех задержанных, которых вы узнаете. А потом пойдете домой.

В шесть часов вечера Рирдон вез Брансона домой, разговаривая по пути: