– Что? – насторожилась я, но парнишке кто-то двинул локтем под ребра, и он умолк. Какая жалость!

– Госпожа, госпожа! – к нам спешил сам Лейс Ротт. – Прошу прощения, что заставил вас ждать. Пройдемте ко мне! Думаю, я сумею вам помочь…

Я взглянула на него сверху вниз, фыркнула, но проследовала за малорослым хозяином.

– Скажите-ка, господин Ротт, – произнесла я, когда мы остались наедине. – Скажите, а за что можно было пожалеть вашу жену?

– А? – удивился он. – Пожалеть? Я, право, даже не знаю… Если только за то, что у нее такой муж…

Я вежливо улыбнулась, давая понять, что оценила шутку.

– А все же?

– Ну… – Ротт нахмурился, соображая. – Дита немножко заикалась. Самую чуточку. Так-то почти незаметно, а вот если расстроится или взволнуется – тогда да, тогда довольно сильно… Я потому старался, чтобы она все время была веселая… – он сник. – И вы понимаете, что…

– Кажется, да, – медленно произнесла я. – Готовься она сбежать, то волей-неволей бы занервничала. И начала бы заикаться, так?

– Да…

– Вы в сыскном говорили об этом?

– Н-нет, – припомнил Ротт. – Я и вам не сказал, потому что не думал, будто это важно. Только сейчас вот сообразил…

– Ясно, – сказала я, хотя пока ничего мне ясно не было. – Господин Ротт, а как вы познакомились с женой?

– О, очень просто, – он вздохнул. – Я только-только встал на ноги, начал искать работников. Мне всякие нужны были: и белошвейки, и вышивальщицы, да мало ли! Ну вот, и нашел Диту. Вернее, сперва я ее вышивки нашел…

– Это как?

– Ну… увидел у одной дамы вышитый платок, поинтересовался, чья работа, уж больно хорош был! Она знать не знала, но сказала, где купила… Так и нашел Диту. Она жила с матерью, в пригороде, я говорил вроде… работу брала на дом: мать у нее строгая, одну Диту в город не отпускала. – Он перевел дыхание. – Сперва я только заказы ей делал, все больше и больше, пока единственным клиентом не остался… А потом и предложил ей замуж за меня пойти. Сам не думал, что согласится, она же красавица, а что заикается немножко, так это почти незаметно… А она возьми и согласись! Я сам чуть заикой от неожиданности не стал!

Он помолчал, теребя воротник. Потом сказал негромко:

– Догадываюсь, о чем вы думаете, госпожа Нарен. Положим, я тогда был еще не так богат, как теперь, но все же вполне обеспечен, да… Не красавец, старше ее изрядно… Тут всё ясно, я понимал. Хорошая партия, и мать ее одобрила, – он вздохнул. – Да она не столько из-за денег за меня пошла, сколько ради того, чтобы от матери уехать. Уж больно та сурова! Дита бы за любого пошла, только мать всех гоняла. И так-то желающих немного: хоть красивая, да с изъяном, и приданого всего ничего…

Ротт снова вздохнул, очень печально.

– Это я всё понимал, – повторил он. – Ну так что ж? Дита мне хорошей женой стала, я рад был, что на ней женился. Хозяйка хорошая, в работе мне помогала… Детки, опять же…

Он умолк.

«А за работу ты ей, конечно, не платил, – хмыкнула я. – Очень удобно. Выгодная сделка, надо сказать. Приданое за Дитой было, и немалое – ее золотые руки. Так что ты не прогадал, отнюдь!»

– Все ясно, господин Ротт, – сказала я. – Дома вы будете, я так полагаю, ближе к вечеру? Тогда и я загляну, побеседую с вашими слугами. Подруг Диты пока трогать не стану, а там поглядим…

С этими словами я распрощалась и удалилась, не забывая громко восхищаться обходительностью и любезностью господина Ротта, согласившегося пошить мне наряд.

До вечера времени оставалось предостаточно, и я решила отобедать у папаши Власия, а заодно поднабраться свежих городских сплетен и слухов. Глядишь, и про вороного вейрена мелькнет что-нибудь…

– Госпожа Нарен! – Папаша Власий на этот раз встретил меня лично, видимо, уличные мальчишки доложили о моем приближении. У него был прикормлен целый выводок этой братии. – Какими судьбами?

– Да так, – улыбнулась я. – Дай, думаю, заеду, проведаю…

– И то! – папаша Власий воздел толстенный указательный палец. – А то я уж думал, позабыли вы старика… Идемте, идемте, госпожа Нарен, сегодня у нас такое готовят – пальчики оближете!

Готовили у Власия всегда преотменно, а уж для дорогих гостей – тем более. Признаюсь, я действительно была близка к тому, чтобы начать облизывать пальцы, но от этого меня удержали остатки воспитанности. За обедом я рассказала благодарно слушающему Власию о неожиданной встрече с родственником его пекаря (уж не знаю, бывшего или и ныне работающего), тот поохал, мы сошлись на том, что мир все-таки невероятно тесен – куда ни плюнь, попадешь или в знакомого, или в знакомого знакомого, – и перешли к делу.

– Это первое, – сказала я, изложив историю с вороным вейреном. – Если вдруг какие слухи дойдут, уж не сочтите за труд, Власий…

– Да что вы, госпожа Нарен! – обиделся он. – Какой тут труд… Хм… Не слыхал прежде ничего. Вот насчет вчерашнего дня судачили, будто какой-то вороной на Белокаменной чуть всех не потоптал. Ваш?

– Мой, – хмыкнула я. – Но это я своими глазами видела. Ах да, Власий… Если еще будут поминать кого-то, кто дурно с лошадьми обращается, обратите внимание.

Я вкратце описала ему, какие повреждения обнаружились у жеребца.