Принцу было довольно малого. Нет, вы только подумайте: ему еще не пустили кровь, не вывернули суставы — и поэтому он не решается быть настоящим мужчиной!

Что ж! Он сделал свой выбор. Аллибинде хочется лилий!

Они сияют на солнце тонкими кружевами, их обнимают листья — как принц обнимал принцессу. А Ветер касается венчиков пугливо и осторожно, и сладкий запах тревожит тихие берега.

Пусть королевский наследник сейчас же нарвет ей лилий! Пусть принесет цветы и положит прямо на грудь.

И темнокожий принц заставил себя не думать о Заклинателе змей и о зубах крокодила.

Угора еще не успела оплакать наследного принца, а принцессе вдруг доложили:

— Тебя хочет видеть тот, кто предсказал наследнику смерть в зубах крокодила.

И Заклинатель змей предстал перед Аллибиндой. Он походил на куст, выросший в Полупустыне: кожа выжжена Солнцем, но корни проникли вглубь и нашли сокровенную влагу. Он стоял и смотрел на Либ неподвижным тяжелым взглядом, которому научился у тех, кого заклинал.

— Забавно! Очень забавно! А ведь я приказала, чтобы тебя разыскали. Ты не только способен предсказать чью-то смерть, ты знаешь чужие желания?

— Наши желания часто — преддверие нашей смерти.

— Ты заставляешь других любоваться танцами кобры. Почему от танцующей кобры нельзя отвести глаза?

Заклинатель змей промолчал.

— Ты откроешь мне этот секрет?

Заклинатель змей не ответил.

Аллибинда чуть усмехнулась:

— Ты откроешь мне этот секрет — иначе бы ты не явился.

— Танец кобры — живое воплощение смерти. На коже ее сияют тайные письмена — творение темноты.

Принцесса откинулась в кресле и посмотрела в глаза Заклинателю змей так же, как он, — неподвижно.

— Я хочу такую же кожу.

— Ты и так красива, принцесса. Никто с тобой не сравнится. Есть ли в Угоре мужчина, который с этим поспорит?

— Я хочу змеиную кожу, способную приворожить, способную превратить мужчину в раба желаний.

— Наденешь змеиную кожу — со змеей породнишься.

— Что с того, если это родство наделит меня властью?

— Власть убивает душу. И она ненасытна. Она проглотит тебя, как змея глотает лягушку.

— Лягушку? — принцесса расхохоталась. Но внезапно смех ее оборвался, и в словах послышалось гневное предупреждение: — Заклинатель, сначала ты слишком долго молчал — думал, я испугаюсь. А теперь разболтался, как базарный кривляка. Ты меня раздражаешь. Делай так, как я пожелала. И посмотрим, на что ты способен.

Заклинатель змей трудился, не считая вечерних закатов. Из бархата теплого ветра создавал арабески, ласкавшие его пальцы; тени причудливых веток обращал в колдовские знаки — и сам любовался их формой; кроил узоры на теле, заставлял их пересекаться, как нехоженые дороги в темных недрах безлунной ночи. Наконец он закончил работу — но не мог, не сумел оторваться: пальцы его многократно повторяли волшебные знаки. А глаза, утомленные тьмою, все желали смотреть и смотреть.

Тогда он с ужасом понял: он больше не Заклинатель, не повелитель змей, а раб своего творенья.

И в этот миг Аллибинда со смехом его оттолкнула:

— Ты сделал, как я хотела? Ты получишь монету. А теперь уходи отсюда. Уходи, Заклинатель, и больше не появляйся.

Когда над Угорой повис новый серебряный месяц, выгнувшись, словно чаша, Заклинателя змей нашли у городской стены. Остекленевшим взглядом он смотрел на дворец Кариза, и лицо его отражало нестерпимую муку. Говорили, будто его укусила змея. А ведь раньше считалось, что он нечувствителен к яду…

— Вы слышали странную новость…

— Тсс!

— …о короле Каризе?

— Тсс! Тсс!

— О том, что он больше не правит прекрасной страной Угорой?

— Тсс! Тсс! Тсс! Господин, наверное, хочет смерти. Иначе — зачем он кричит?

— Господину послышалось. Я говорю совсем тихо.

— Тсс! Перейдите на шепот. Что там случилось?

— Три смены светил назад король лишился рассудка.

— Господин! Это вы полоумный. За истекшие годы Кариз не раз и не два спасал от врагов Угору. Он умело и мудро заботился о стране.