— Слушай, помнится, в деле ведь был еще один похожий на него убивец, — сказал Померанцев Гере. — Этот, помнишь, была объективка по делу об убийстве охранника ночного клуба «Золотой глобус» Родиона Малютина?

— А, тот… — махнул рукой Гера. — Для нас кавказцы все на одно лицо. Не чересчур ли для одного душегуба? А за несколько часов до этого убил медсестру Марину Антонову совсем в другом конце Москвы?..

— Тамошние девушки из обслуживающего персонала сказали про него, будто тот человек застрелил охранника, оскорбившись, когда Малютин проверял его документы, — пояснил Померанцев Еремину.

— Теперь даже и не знаю… — задумчиво сказал Гера, глядя на остановившееся в кадре лицо. — Похоже, этот может.

Звонок прозвенел неожиданно, как всякий другой звонок, которого напряженно ожидаешь. Померанцев схватил трубку, с минуту слушал.

— Да, спасибо… Я все понимаю. Что ж, видеозапись у нас есть, мы успели ее сделать. И его фотороботы. Да, высылаем вам по факсу… И оформляем в розыск.

— Ну а теперь на десерт… — сказал Гера, когда Померанцев положил трубку и взглянул на него: все ли ясно? — Теперь посмотрим мои материалы, если вы, Роман, уже закончили.

Тот кивнул, и Гера вставил в видеомагнитофон другую кассету.

— Смотрите внимательно, — сказал он. — Вот мой козырь, который я собирался выложить покойному Быстрову Олегу Ивановичу. Это зафиксировано скрытой камерой через видеоглазок… Сейчас перед вами появится тот самый человек, что сумел подслушать наши с Валерой разговоры здесь, в святилище Фемиды. И если бы не всем известная бдительность Валерия Александровича…

Когда на экране возникло серое изображение человека, о чем-то разговаривающего с приятелем Геры Мишей, Померанцев сначала замер, потом перевел взгляд на Геру.

— Вот мне тоже все время кажется, будто я его где-то уже видел, — растолковал взгляд непосредственного начальника Гера. — А вам он знаком?

Он вопросительно взглянул на Еремина. Тот отрицательно покачал головой.

— Останови, — сказал Валерий, когда человек на экране повернулся наконец лицом к камере.

— Я скажу, где ты мог его видеть, — сказал Гера после паузы. — Этот тип по описанию похож на кавалера Марины Антоновой, которого имели несчастье лицезреть труженицы детсада, где она работала. Этот фоторобот сейчас в УВД. А теперь мы имеем фотографию для опознания.

— Похож, — согласился Валерий. — Но я сейчас вспомнил еще об одном «фотороботе». Он был составлен теми же девицами из «Золотого глобуса» и сейчас хранится у следователя районной прокуратуры, ведущего это дело. Помнишь, девушки утверждали, что в тот вечер вместе с Суниевым был некий красавчик?

— Ну и память у тебя! — помотал головой Гера.

— Просто очень уж он заметный. Надо этих девушек срочно найти и пригласить. Причем завтра же. Скажи Зое, пусть выпишет им повестки как свидетелям.

Гера поднял трубку местного телефона:

— Зоя, зайди сюда. Да, прямо сейчас.

Зоя вошла, коротко оглядев посуровевших мужчин.

— Что у вас опять стряслось? — спросила она и вдруг охнула, приложив ладошку ко рту. — Ой, кто это?

— Вот и мы хотим знать… — вздохнул Гера. — Я тоже сижу тут и гадаю: где мы этого Роберта де Ниро прежде видели?

— Так это же тот самый! — Она потрясла кистью руки. — Ну тот, помнишь, который ремонтировал у меня освещение! Я ж рассказывала: он включал свет, залезал на стремянку, когда я печатала ваше постановление, из-за чего весь сыр-бор!

— Еще один вездесущий на нашу голову! — простонал Гера. — Ну ты подумай! И этот пострел везде поспел… Нет, сегодня определенно наш день, одни сплошные узнавания и моменты истины!

— Кажется, я еще кое-что вспоминаю и догадываюсь, где этого субъекта следует поискать, — сказал Померанцев. — Я несколько раз просматривал видеозаписи с Разумневичем, и, если не ошибаюсь, данный человек везде его сопровождает.

Разумневич приехал в театр последним. Белявский уже ждал его в знаменитом кабинете Полынцева, где именитый режиссер и его секретарша хлопотали за столом, на котором парил кофейник, а в вазе лежали конфеты и засахаренные ананасы.

Белявский поднялся из-за стола и вопросительно посмотрел на давнего друга-недруга.

— Да пожмите вы наконец друг другу руки! — воскликнул Полынцев. — Вы же друзья детства! Я ж не говорю: поцелуйтесь. Обниметесь, когда поладите, сами во всем разберетесь и все друг другу простите.