Что же относительно меня, Вани, деревенского зомби, то тут возникает интересное явление. Я как есть человек мертвый, значит «суть бездуховная». Но, при том — при всем: «имеющий душу». По принципу: «раз я мыслю, значит существую».

Долго мы с батюшкой препирались, один раз даже он захотел мне треснуть кадилом по кумполу. Но, потом передумал. И вынес решение, что я есть «суть третья и непостижимая». На том мы и расстались.

А началось все с того, что мне захотелось испить молока. Как раньше, когда человеком был. Взять так с литр молока, только, что от коровы и испить душевно. Ну и зачем дело встало? Пошел я, значится, на ферму нашу. Зашел, вижу, стоят бидоны заполненные, а рядом никого и нет. Взял я баклажку, которая почище будет. Зачерпнул. И…

Испить то я решил молока, да вот не подумал, как оно на деле то получится. А получилось нечто.

У меня в шее сбоку дырка, спина сзади и слева немного подрана, ребро торчит. И бок внизу справа, где печенка, кажется должна быть, дырка там большая была. Я ведь неживой вроде как, мне вообще все пофиг. А зрительно получается неудобно. И требуха вся моя вываливается из дыры. Это меня прошлой зимой, медведь подлюка подрал и бок мне вырвал. Я дома после сподобился, напихал всякие ватины и тряпки себе в бок. А поверх кусок кожи со старого дивана содрал и нитками суровыми на свой бочок нашил. Главное с виду смотрится вроде, как и ничего даже.

Ну и так вот, пью я, значится, молоко. И оно как потекло, со всех дыр, мама не горюй. Из шеи хлещет, со спины течет и, из дыры залатанной, в боку моем подтекает малость. И, что самое обидное, попить то попил, а толку то? Язык как дохлая селедка, ничего, ни ощущений, ни удовольствий. Одно расстройство.

А тут бабы идут, как раз за бидонами, грузить их в тележку и на дорогу вытаскивать. Там тип один, городской, Семен Петрович подъедет и в город свезет.

Оно ведь как было все поставлено у баб нашенских? Молоко в бидонах сдают в город. Там платят более-менее нормально. Деньги везут в контору нашу сельскую. После бабам нашим зарплату выдают. А сейчас что? Ни конторы, ни зарплаты. Бабы стали сами молоко свозить в город. А там одни прощелыги, не хотят платить денег никак. И пропадает молоко ни за грош.

Выставили они молоко возле дороги, ждут машину. А молока где-то, литров триста, было в бидонах. Подъезжает тут деловой один, из городских. Подходит к Катерине и спрашивает:

— Молока продадите?

— Почему бы и нет? Пробовать будете или как? — Катька наша, бойкая девка. Если уж попался клиент, никогда не упустит,

— Ой, что у вас кефир что ли? А ну-ка, ну-ка. Дайте, дайте, еще попробую, — ошарашенная Катерина налила клиенту еще полбанки. Как потом мне бабы рассказали, все триста литров молока превратились в кефир. Первый клиент сразу купил в канистре пять литров, потом подъехали еще, распробовали. И пошло дело, Наши бабы понять ничего не могут.

Зинаида потом, уже когда все продали, смикитила, как самая образованная. Из бухгалтеров, как никак:

— Это все Ванькины проделки, я видела, как он молочка испить то пробовал. Пьет, значит, а со всех дыр так и хлещет, так и хлещет…

В тот день бабы так и не решили, плохо это или хорошо, что я все молоко «сглазил». И в кефир свернул. Но зато, когда следующим утром, в деревню заявилась «огромадная» толпа желающих испить «зомбо-кефир», вот тут-то бабенки то наши и удивились. Потом как дошло до них, в чем дело, Надька, блин, здоровая как лошадь, взяла меня за шкирку одной рукой и на ферму. Сама мне в руки ковшик дала, молока поллитру. И говорит:

— Надо Ванечка, надо. Ты уж постарайся для общества. Наш кефир теперь знаменитость, Городские понаехали, все только про зомбо-кефир говорят. А эти с молзавода все секрет наш хотят вызнать, Ну, наша Зинаида, свет Ивановна им фигу показала и говорит: «Фиг вам, — говорит, — индейский домик называется. Вы про авторское право слыхали? „Зомбо-кефир“ наша авторская разработка. Чистый экслюзив».

Вот так у них дело и сложилось. Главное и мне работа кой-какая представилась. Одно «но», только. Как мне это молоко надоело! Но, для общества, не грех и поработать.

Все хорошо, но жару я переношу плохо. Почему не знаю. Говорят, от жары мозги спекаются, а мне то чего страдать, что там у меня вообще осталось в черепушке то моей. Но, жара, блин. Пошел я за село наше, в луговину одну. Там в траве уляжешься и не жарко вроде. Букашки разные ползают, птички поют. Одно слово, покой.

Хотелось полежать отдохнуть ото всех, да не тут-то было.

Слышу крики, бабы орут и дети, вроде, тоже как плачут. Непорядок ясен пень, поковылял я по-быстрому в ту сторону, спроверить то, что там случилось. Ну, пока с моей деревяшкой доковыляешь, блин. Слышу, бабы орут: «Мол, Федька-бык сорвался, подлец, с веревки и по луговине носится бешеный. А там детишки наши местные, чуток ранее, играться собирались».

Стоят бабы орут, ругаются: кто на быка пойдет, а кто детей искать будет. А из мужиков то, вообще один «старый перец» Тимоха. «Сто лет в обед». «Божий одуванчик», пастух блин. — «Дунь и ветром унесет». И я, вообще непонятно кто, полутруп, получеловек. Зомби, словом.

Но детишек жалко, блин. Это факт. Поковылял я в травушку муравушку. Иду, а сам думаю: «А ну как шандарахнет меня Федор, что от меня останется? Ведь дохлый я, и мясо мое еле-еле висит, на костях моих держится и кожа моя дряблая, дерни то и порвется. Ну, а если руку там оторвет или ногу, кто меня ремонтировать будет. Какая, нафиг, скорая меня возьмет? Скажут, а зачем вы нам труп привезли? И все!»