Петр был уверен, что услышанная им просьба Марии Афанасьевны не плод опечаленной фантазии, а прямое указание свыше, поэтому, чтобы не вводить друга в расстройство, выбрал я место рядом с канавкой и колодцем, но все же внутри церковной ограды, на освященной земле. К тому же и я сам был грешен, поддавшись на просьбу причудившегося мне любимого голоса спрятать ожерелье. Вскоре уже должна была подъехать телега с гробом. В воздухе над усадьбой и вокруг озера клубились темно-синие тучи, маета ожидания, беспокойная тоска, полыхали вдали за холмами сухие зарницы. Это пугало и повергало в ужас и без того пришибленных событиями жителей усадьбы. «Свят, свят еси, Боже наш!» – крестились дворовые.

Только беззаботные мальчишки плескались у береговых камышей. Только солнце пронзало пыльными лучами тяжелые занавеси спальни вдовца.

Владимирский возвращался в жизнь к своему великому горю. Я еще зашел тогда к нему и рассказал, где будет могила и что прибыл гроб. Он сел к секретеру и написал:

«Боль в горле прошла, голова ясная, дышится легко».

«Там, в библиотеке, что происходит?» – думал я. Суетятся все вокруг новопреставленной: кто кружева расправит, кто подушечку удобнее положит, кто венчик подоткнет покрасивее.

Вдруг закружил Петр Николаевич по комнате, заметался, места себе не находил. Быстро писал мне урывками:

«А вчера я ее терзал и все выспрашивал, зачем она старика на пики кинула. Умереть бы! Бедные, бедные девочки мои! Чувства мои от усталости притупились, но сердце чует: случится что-то особенное сегодня, придет любимая, прокрадется по темной лестнице и скрипнет дверью. К черту твои белые порошки! Не хочу!»

– Я и не дам, Петруша! Успокойся!

Отворилась дверь:

– Соизвольте, барин, одеваться. С минуты на минуту отца Григория ждем. – Камердинер с достоинством перекрестился и принялся помогать. – Вот, позвольте застегнуть здесь пуговку. Платочек, пожалуйста.

Выйдя из спальни, мы постояли на площадке, всматриваясь в суету у подножия лестницы. Постучался Петя в детскую, моющая пол девчонка прошептала, что все вниз ушли, батюшка отпевать уже начал, и заплакала. Погладил Петр Николаевич девичью головку, крепко прижал к себе всхлипывающее создание. Спустились вниз. Столпившиеся в вестибюле люди расступились, дали вдовцу к гробу пройти.

Как пусто на душе, тошно, страшно… Свечи вокруг да голос:

– Во блаженном успении, вечный покой подаждь, Господи, усопшей рабе Твоей Марии и сотвори ей вечную память…

Слышно было, как снаружи фыркают лошади, запряженные в катафалк. Друг мне потом рассказал, что тоже услышал ржание, и вспомнились счастливые прогулки, когда мы все вместе ездили на лошадях вокруг деревеньки. Какое небо было спокойное, голубое; какие качались колокольчики сиреневые в зелени лугов; как было просторно, легко и радостно смотреть на окружающие их холмы.

За диванчиком в углу Поленька и Грунечка прижались друг к другу, смотрят заплаканными глазами на отца. Взял Владимирский девочек за ручки и повел во двор; встали в сторонке, ожидая выноса, будто посторонние. «Только б сердцу не разорваться», – подумал я в тот момент. Вот распахнули стеклянные двери сеней и стали гроб выносить.

И тут из-за лесистого холма, где старая мельница, стала приближаться темно-серая рябая туча, дребезжащая несметным количеством крыльев. Да так быстро, да так низко! Вмиг обволокла дом и людей. Мельтешащим покровом легла на гроб. Темным роем обвила повозку с телом пасечника. Заметалась толпа, хоронясь от острых птичьих коготков и колющих клювов. И как прилетели нежданно, так и улетели мгновенно, оставив после себя странную тишину и упавших ниц людей, Владимирского на траве, прикрывшего своим телом дрожащих дочек.

Отец же Григорий, нрава обстоятельного и храброго, не имеющий иных страхов, кроме страха Божия, кружил по поляне, благословляя всех и все направо и налево. Подойдя к Петру Николаевичу, испытующе посмотрел, потом произнес:

– Поспешим в храм, там с помощью Духа Святого обретем покой, уверенность и защиту.

И, направившись к траурной колеснице, возглавил шествие по аллее к церкви, за ним двинулись лошади, везущие Марию Афанасьевну, затем брел вдовец с сиротками; а за ними – повозка с гробом пасечника, за которой плелся Кузьма, и за ним уж – весь испуганный люд.

Я же поскакал вперед, проверить, там ли вырыли, где я показал.

Привязав коня к ограде, я подошел к могильщикам, они все сделали, как я просил, и уже заканчивали работу.

– Все ли хорошо, господин доктор?

– Да! Спасибо вам. – Я достал серебряный рубль и дал им.

– Премного благодарны. Пойдем теперь пасечнику копать.

– Бог в помощь, братцы!