«Значит, мы согреем его вместе», ответила женщина. «Где я положила свои хорошие туфли?»

— И в каком же городе, в какой убогой гостинице, в каком сарае он в конце—концов ее бросил? — Шмендрик вскочил на ноги. — Или ее тело потом нашли в реке? В какой—нибудь навозной куче? — Он покачал головой, преисполненный гнева и изумления. — Давай — поведай мне этот ужасный финал.

— Единственное, что я могу тебе сказать, — тихо раздалось в ответ, — это то, что в ту самую ночь случилось полное лунное затмение, и когда оно закончилось, оба они — и мужчина, и женщина — исчезли, и никто их больше не видел. И никаких следов их тоже не удалось отыскать.

Пока волшебник набирал в легкие воздух для ответа, Сейри успела добавить:

— Мне жаль, если история тебе не нравится. Я рассказала ее не просто так.

— Ну конечно же не просто так. Это такая иллюстрация идеи, что независимо от того, был он на самом деле Человеком—Луной или нет, настоящее волшебство заключалось в ее вере — ведь именно благодаря вере она была такой сияющей и мерцающей, и в конце—концов, что может быть важнее? Это все понятно, но моя сказка немного отличается, и к тому же я знаю слишком много таких, которые процветают, пользуясь чужой верой. Спасибо еще раз за еду и очаровательных детей. Доброй ночи и прощайте, госпожа.

Он отвернулся, плотнее закутываясь в свой старый плащ. Морра не видела ясно лица своей матери, но услышала как она начала было говорить, остановилась, — и все же сказала:

— Ты глупец.

Обернувшись через плечо, волшебник ответил:

— О, это мне известно.

Сейри сказала:

— Я рассказала эту историю не для того, чтобы восславить слепую веру. Я хотела, чтобы ты понял: это ее вера в себя — не в него, ни в коем случае — но именно в себя, это она сделала возможным то волшебство, которое у них было. Я не имею ни малейшего понятия, верила она или нет хотя бы одному слову этого человека, но вот в чем я уверена, так это в том, что она знала — не верила, но знала, всегда — что она, именно она и есть та женщина, ради которой Человек—Луна сойдет на Землю. — Ее голос показался Морре странно запыхавшимся, словно она только что бежала. — Волшебство — это совсем не то, что ты думаешь, волшебник.

Она тоже поднялась на ноги, и стояла теперь, жестко выпрямив спину и уперев руки в бока. Шмендрик остановился, но поворачиваться к ней лицом не желал.

— Я знаю только то, — сказал он, — я всегда знал только то, что во мне волшебства ровно настолько, чтобы испортить себе жизнь. — Он глубоко вздохнул и тоже выпрямился, как Сейри. — Твои дети нашли меня на дереве, я искал там одну определенную ветку, достаточно крепкую, чтобы выдержать мой вес. Я думал, что наконец нашел подходящую, но она сломалась, и я свалился им под ноги. Теперь ты меня понимаешь?

Морра услышала, как в горле ее матери что—то глухо щелкнуло, — с таким звуком мог бы захлопнуться хороший замок.

— Я ищу ее уже какое—то время. — Сказал волшебник. — Не такое уж это и простое дело, как может показаться. Не всякое дерево и не всякая ветка подойдет для человека с моим... счастьем.

Со своего места на подоконнике Морра видела, что губы ее мамы шевелятся, но слышно ничего не было.

— Ну а потом, — продолжал Шмендрик, — я конечно же обязан был проследить, чтобы Морра с Финдросом благополучно добрались домой — и эту задачу мне удалось решить точно так же плохо. Не самое удачное мое представление, в общем говоря.

Сейри прошептала:

— Почему? — на этот раз гораздо отчетливей, и лицо Морры вдруг стало таким холодным, что она даже не почувствовала, с какой силой прижимает цветок к своей щеке, надламывая его стебель. Ей ужасно хотелось пить, но она даже на секунду, необходимую, чтобы дотянуться до кувшина с водой возле кровати Финдроса, не смела оторваться от окна. И снова Сейри спросила: — Почему?

— Как сказал твой сын — волшебники занимаются фокусами. А я устал от фокусов задолго до его рождения. — Смех волшебника был исполнен такой боли, как будто в горло ему натолкали битого стекла. — Задолго даже до твоего.

Тем же мягким голосом, каким она говорила о созерцании своих спящих детей, Сейри сказала волшебнику:

— Послушай. Послушай меня. Ты же не знаешь. Та ветка, сломавшаяся, когда ты... что если это и было волшебство, которое защищает и себя, и тебя? Фермерская телега, появившаяся именно в тот момент, когда вы с детьми заблудились и все вместе звали на помощь...

— Морра тоже об этом говорила. — Сказал волшебник как будто сам себе. — Но это просто проявление ее детской доброты.

— Женщина из моей сказки никогда не задумывалась о том, творит ли она волшебство. — Сказала Сейри. — Она понятия никакого не имела о магии, она просто раскрылась навстречу тому, что могло быть внутри нее. Тебе надо сделать то же, что и она, – позволитьсебе то, чего ты так жаждешь.

Шмендрик упрямо не желал поворачиваться к ней лицом.

— Желания сами по себе не имеют никакой силы. Поверь мне — я бы знал.

Морра слышала, как ее мама снова затаила дыхание на секунду, и ответила:

— Я тоже.

Волшебник наконец повернулся к ней. Он очень долго ничего не говорил, лицо его было скрыто тенью, и бледная луна освещала только его плечи .

— Я думаю, я и дальше останусь глупцом. Я решил, что тебе стоит об этом знать.

— Ты жив. Это, в принципе, то же самое.