Впрочем, в том, что ему придется иметь дело с профессионалами, Турецкий понял еще в первый день, как только прочел материалы дела. Теперь его ничем нельзя было удивить. Если бы Дементьев превратился в облачко прямо у него на глазах — он бы и этому не удивился.

«Черт! — думал Турецкий. — Третья смерть за несколько дней! Если так пойдет и дальше, к концу расследования дорога от моего дома до здания Генпрокуратуры будет усеяна трупами. — Турецкий мрачно усмехнулся: — Что теперь? За какую нить тянуть? Жена Богачева слышала и видела белобрысого агента. Жены все замечают, такова уж специфика женской души. Они гораздо любопытнее нас. А это значит…»

Турецкий с силой вдавил окурок в пепельницу.

«Если кто-то и может прояснять ситуацию, то только жена Дементьева, — подумал Турецкий. — Но уместно ли будет беседовать с ней сейчас? Не уместно. Конечно, не уместно. Но другого выхода у меня просто нет».

Он вздохнул и снял трубку телефона.

Дверь Турецкому открыла высокая, стройная блондинка с большим бюстом, кукольными чертами лица, чуть вздернутым носиком и искусно нарумяненными щеками. Она была одета в длинный красный восточный халат и мягкие тапочки с загнутыми носками.

— Здравствуйте. Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Я звонил вам час назад.

— А, да-да, проходите.

Рита Дементьева резко повернулась, перед глазами Турецкого мелькнуло стройное белоснежное бедро девушки. Она посторонилась, пропуская Турецкого в прихожую.

— Вот вам тапочки, — сказала Дементьева. — Можете переобуться.

Турецкий переобулся.

— Простите, у меня не убрано. Честно говоря, мне сейчас не до уборок.

— Да, — кивнул Турецкий, — я знаю.

— Так о чем вы хотели со мной поговорить?

— Я…

— Вам, наверное, кажется странным, что я так спокойна? Но… — Она нахмурила белый лобик. — Я и сама не могу понять, что со мной творится. Другие на моем месте плачут, падают в обморок, катаются по полу в истерике. Со мной ничего такого не происходит. Наверное, я просто бесчувственная. Или… я любила Володю не так сильно, как думала.

— Люди по-разному реагируют на смерть близких, — тихо сказал Турецкий. — Некоторые плачут, некоторые — не могут.

— Да-да! — горячо воскликнула Дементьева. — Именно это со мной и происходит. Я чувствую, что вот-вот расплачусь, но… — она неловко пожала плечами, — не могу. Слезы остаются где-то в груди. Они давят грудь, но не выходят наружу. Это очень тяжело. Вы не возражаете, если я закурю?

— Нет, конечно.

Рита прикурила сигарету от пластиковой зажигалки, крепко затянулась и вдруг закашлялась. Она бросила сигарету на пол и наступила на нее тапочком. Внезапно лицо блондинки исказилось мученической гримасой. Она подняла руки и сжала пальцами виски.

— Я не… — начала было Рита, но тут ее плечи вздрогнули. Она прижала ладони к лицу и замерла.

Потом оторвала ладони от заплаканного лица и виновато посмотрела на Турецкого. Он улыбнулся, стараясь вложить в эту улыбку все добрые чувства, на какие был способен. Рита увидела эту улыбку, попыталась улыбнуться в ответ, но вместо этого зарыдала в голос и упала Турецкому на грудь.

Совершенно потерявшийся Турецкий нежно погладил ее по волосам. Он ненавидел такие ситуации. Нужно было говорить какие-то утешающие слова, заранее понимая, что все эти слова ничего не значат для человека, у которого горе. Что и говорить, утешитель из него был плохой. В такие вот моменты Александр Борисович всегда тушевался. Он боялся усугубить боль человека каким-нибудь неосторожным, неправильным словом, а ничего подходящего ему на ум не приходило.

«Не нужно было приходить сегодня», — подумал Турецкий, чувствуя, как промокает рубашка у него на груди.

Неожиданно Рита Дементьева резко подняла лицо и прижалась полуоткрытым влажным ртом к губам Турецкого. Глаза Турецкого загорелись, он инстинктивно приобнял девушку правой рукой, но тут же, словно одумавшись, мягким, но настойчивым движением отстранил ее от себя.

— Извините, — робко проговорила Рита, вспыхивая до самых корней волос. — Просто… мне так тоскливо… Я совершенно не умею быть одна.

Немного успокоившись, она отошла от Турецкого и села на небольшой мягкий стульчик. Зажала сложенные ладони между коленей и посмотрела на Александра Борисовича своими зелеными глазищами.

— Что же вы стоите? Садитесь куда-нибудь. В кресло, на стул…

Турецкий сел на стул.

— Вот так, — сказала Рита и вдруг улыбнулась: — Простите мне мой… демарш. Это было инстинктивное движение. Оно не должно вас волновать. Вы ведь тоже хотели меня обнять, правда? Я это почувствовала. Когда женщине плохо, а рядом есть мужская жилетка, она забывает про все условности. — Рита сунула руку в карман халата, достала сигареты и снова закурила. Сделав две или три затяжки, она заметно успокоилась. — Итак, Александр Борисович, вы пришли со мной поговорить. О чем же?