В 1917 г. у Веселовского начинается дружба с И. Буниным, она будет недолгой, но содержательной. Этим двум скептикам было интересно друг с другом: «Мы с ним очень во многом сходимся». Краткий миг забвения, через несколько месяцев их дороги разойдутся навсегда. И Веселовский опять останется один.

27 февраля 1917 г. Веселовский запишет в дневнике: «В Земском союзе радость и торжество по поводу „конца царской России“. Конец-то конец, но не будет ли это концом независимости русского государства и народа вообще?» (5, № 3, 2000 г., с. 86). С этого момента характер дневника постепенно меняется. На его глазах начинала разворачиваться революция, которую он воспринял, как гибель страны. 1917 год, был особым годом в жизни Веселовского, поворотным. В записях за 1917 г. еще очень много личного, но, описывая свои любовные переживания и похождения, ведь ему надо выяснить отношения с женой и любовницей, Веселовский встраивается в механизм профессиональной рефлексии. Он все больше уделяет внимания политическим прогнозам и рассуждениям. Ему нравятся интеллектуальные упражнения, эмоции, жалость к самому себе, психическая подавленность и усталость уступают место – мысли, главной властительнице всей его жизни. «У всех, кого встречаешь, подавленное состояние духа. Катастрофа настолько велика и скоротечна, что сейчас невозможно окинуть ее одним взглядом и отнестись к ней определенно. Все происходящее так подавляет, что оценка и отношение к нему меняется иногда несколько раз в день» (5, № 3, 2000 г., с. 104). Тацит учил рассказывать историю «не поддаваясь любви и не зная ненависти», раскрывать повествование «без гнева и пристрастия», это и будет «восхождение» историка «по пути почестей». Веселовский так и поступит, свой личный дневник он постепенно преобразовывает в историческую лабораторию, в живую изучая исторический процесс, завязывающийся на его глазах в людях и их действиях. С 1918 г. в дневнике совсем мало личных записей, в основном исторические. Личная духовная жизнь Веселовского тесно сопрягается с общественным «настоящим», которое он переживал как современник и одновременно исследовал как ученый. Дневник обретает совершенно иной язык – научный. Веселовский в живую исследует современность, а для этого необходимо иное пространство. Личный дневник для этих целей тесен и узок, пора прорываться в иное измерение – в источник.

При решении творческой задачи необходима максимальная мобилизация личностных возможностей человека, определяющихся не только запасом его интеллектуальных знаний и умений, но и собственно личностными качествами, зависящими от его индивидуальных особенностей и ценностных ориентаций. (12, с. 156).

17 марта 1917 г. становится начальным отсчетом и точкой опоры историка Веселовского: «Я опять вернулся к мыслям о причинах нашей катастрофы и о будущем. Как хотелось бы заняться обработкой их и собиранием материала, но сейчас это кажется почти не возможным. Буду записывать отдельные мысли и делать выписки» (5, № 6, 2000 г., с. 96). Все суетное, наносное, а именно личностные переживания, отступают, уходят в прошлое, он мгновенно преображается, встряхивается, будто сбрасывая остатки сна, расправляет крылья, ведь пора работать! Надо быть «достойным переживаемых событий». Веселовский скрупулезно фиксирует свои мысли о революции, России, политической ситуации в стране, исследует теоретические основы социализма: «Я никогда не был заражен народническими иллюзиями и идеалами, всегда считал их ошибочными, а частью фальшивыми, поддельными, основанными на незнании жизни вообще, и народной в особенности. Еще в 1904-05 гг. я удивлялся, как и на чем держится такое историческое недоразумение, как Российская империя. Теперь мои предсказания более, чем оправдались, но мнение о народе не изменилось, т. е. не ухудшилось. Быдло осталось быдлом» (5, № 6, 2000 г., с.99).

В конце 1918 г. психическое состояние Веселовского сильно ухудшается, он начинает думать о самоубийстве. Но мысли… Мысли о происходящем и переживаемом, любимая работа – спасают его, и в то же время коренным образом изменяют. «Только за чтением отдыхаешь от кошмаров действительности. Впрочем, и за чтением мысль возвращается к мерзостям переживаемой современности», «Я так устал нравственно, что не чувствую усталости. Живешь изо дня в день», «Просыпаюсь, пью кофе, иду в Управление Архивным делом, сижу там до 4 часов, возвращаюсь домой и т. д.» (5, № 8, 2000 г., с. 96, 99), – Веселовский задумывается об эмиграции: «Нет никакой возможности предвидеть, как, чем и когда кончится это безумие», – а потому, – «За последнее время я все чаще и чаще возвращаюсь к мысли об эмиграции. Не знаю, что мне давала среда, не могу этого уяснить себе, но что она обирает меня постоянно, это для меня было чувствительно» (5, № 6, 2000 г., с. 106).

От 2 до 3,5 млн. человек покинут бывшую Российскую империю, породив в Европе явление как «белая эмиграция». Это население маленькой европейской страны, так никогда по-настоящему и не ставшей европейской.

Дневник Веселовского насыщен аналитикой, но многие его рассуждения были не верными. Веселовский часто ошибался делая прогнозы на короткие временные отрезки, он плохо видел малое, но зато, никогда не ошибался на длительную перспективу, в таких случаях он говорил о будущем словно пророк. Исследование современности переплетается с жизненными реалиями: с беспокойством о семье, начавшимся голодом, страхом, полной неуверенностью в завтрашнем дне. Состояние творчества сопряжено с погружением в глубокие слои реальности. (9, с. 163). «Сегодня я опять думал об отношении к народу. Невозможно жить, невозможно даже продолжать жить среди народа, в который не веришь, которого презираешь и не уважаешь» (5, № 8, 2000 г., с. 97). У Веселовского много вопросов к «переживаемой современности», он уже не просто анализирует, а восстанавливает ход событий, пытается уловить причинно-следственную связь, начинает жить в категориях исторического сознания.

Французский историк Люсьен Февр, как-то заметил: «Творчество должно присутствовать всюду, чтобы ни крупицы человеческих усилий не пропадало втуне. Установить факт – значит выработать его. Иными словами – отыскать определенный ответ на определенный вопрос» (16, с. 15). Другой французский историк Марк Блок в своей работе «Апология истории» описывая психический потенциал историка, определяет и психические качества, носителем которых тот является, уже будучи профессионалом. А теперь давайте посмотрим насколько это применимо к Веселовскому.

Марк Блок считает, что: «Настоящее вполне доступно научному исследованию, а потому действительность может быть лучше всего понята по ее причинам. Чтобы начать истинное познание необходимо иметь шкалу сравнения» (2, с. 24). В дневнике, для лучшего понимания происходящего, для обретения точки опоры в настоящем, и более точного прогноза на будущее, Веселовский постоянно сравнивает и анализирует русскую революцию с Французской и английской революциями. «Далее познание всех фактов человеческой жизни, – продолжает М. Блок, – должно изучаться по следам. И конечно же бывают моменты, когда настоятельный долг ученого велит, испробовав все, примириться со своим незнанием и честно в нем признаться» (2, с. 36). В дневнике профессионала – историка Веселовского мы находим такое признание: «Темное время, когда все спуталось, и мы долго лишены возможности понимать чего-либо, надеяться и предвидеть» (5, № 9, 2000 г., с. 116).

В такой интерпретации профессиональных качеств историка, Веселовский четко себя подтверждает и обозначает. На этих основаниях мы можем предположить наличие особого момента в профессиональной идентичности, некоего живого акта переживания истории, сознавания истории. Что такое сознавание? Это мгновенное расширение, раздвигание границ того, что видится как соединенное и соотнесенное. Расширение состоит в том, что больше элементов видится одновременно, причем видятся они, как связанные, интегрированные. Всегда, что-то из того, что видится как соединенное, присутствует здесь и сейчас, как часть текущей ситуации. Поэтому в сознавании всегда есть элемент новизны» (19,с.161).

Расширение исторического сознания, миг сознавания истории в «переживаемой современности» подводят Веселовского к переосмыслению всего исторического процесса, ряд неожиданных открытий, которыми он делится, следуя долгу историка, и сознавая свою ответственность перед будущими поколениями, в своем дневнике, приводят его историка – профессионала к выводу, что никаких законов в истории не существует, есть только его величие случай. Переживая историю в живую, что нового в историческом процессе увидел и осознал для себя Веселовский? Вот несколько записей из дневника: