Кургинян Сергей Ервандович
Шрифт:
Интерес к указанным темам Д. Дондурей объясняет просто. Коммерция, и ничего личного. «Чтобы зрители держали свои телевизоры постоянно включенными, легче всего пользоваться так называемой понижающей селекцией, то есть двигаться вниз, в подсознание, к инстинктам, опираться на чувство опасности, интерес к слухам, патологиям. А вот стремление вверх, к развитию личности, интеллекту сильно уменьшает аудиторию, следовательно, лишает каналы денег».
Но разве не подобной коммерциализации культуры вообще и телевидения в частности добивались наши «креативщики»? Понося советскую культуру, которая, между прочим, тянула людей наверх?
Дондурей этого, кстати, не может не понимать! Как не может не понимать и другого. Что постсоветская культура распалась на китч и гламур. Дондурей справедливо проклинает китч, сооружаемый на потребу массовому зрителю. Но чем гламур лучше китча? Он носит столь же антикультурный характер.
Какой же предлагается выход из создавшейся ситуации? А вот какой. Д. Дондурей предлагает опереться на… тот же «креативный класс»! По его мнению, в стране есть «четыре — пять миллионов, для кого интересно сложное» и «эти люди создают все научные достижения, кормят страну, управляют ею». «Креативный класс» может заняться «выращиванием «второго народа», жителей новой России», считает кинокритик. И добавляет: только культура, может «научить оба российских народа — и консервативный, и жаждущий перемен, — жить вместе».
Ничего «креативный класс» выращивать не собирается. Он хочет жить для себя. И создавать то, что греет его псевдокреативное существо. А греет это существо именно гламур.
Гламур против китча — вот какой конфликт пытаются сейчас создать, восклицая: «Это китчевое быдло не принимает нашего гламура!». Но, в конечном счете, гламур и китч договорятся. И объединятся против общего врага, каковым является культура. Гламур и китч одинаково ненавидят культуру. И в этой ненависти проявляется что-то очень знакомое: «Когда я слышу слово культура, я хватаюсь за пистолет».
Гламур и китч одинаково антигуманны. А вне гуманизма культуры просто не существует.
Мне скажут, что культура в состоянии строить себя на отрицании гуманизма. И приведут примеры. Соглашусь, но лишь отчасти. Культура может стоить себя подобным образом до тех пор и постольку, поскольку есть гуманизм. Даже для того, чтобы она, оставаясь культурой, выражала ему «фэ», он должен быть. А вот когда его нет, то и культуры нет. Никакой культуры — ни восхваляющей, ни проклинающей гуманизм.
В Испании в результате переворота 1936 года, возглавленного генералом Франсиско Франко, к власти пришли фашисты. Ответственным за пропаганду был назначен близкий друг генерала Франко Милян Астрай, командовавший «Иностранным легионом» в Марокко. Легион был хорошо известен жестокостью и зверствами. Приехавшего инспектировать испанские войска в Африке генерала Примо де Риверу легионеры приветствовали, держа в руках штыки с наколотыми на них человеческими головами. Лозунгом «Иностранного легиона» был призыв «Вива ла муэрте!» («Да здравствует смерть!»).
Так вот, один из заместителей Миляна Астрая очень красочно расписывал иностранным журналистам причину, по которой испанская монархия не устояла. Испанию, по его мнению, погубила канализация. Когда нечистоты выливались на улицу и вызывали болезни и мор среди бедняков — все было в порядке, большая часть «отбросов общества» не выживала. А изобретение канализации нарушило благоприятный баланс и привело к губительным для элиты последствиям.
Ну, и много чем нас порадовала фашистская культура, упивающаяся своей антигуманистичностью, аристократичностью и так далее? Порадовала она нас разными комбинациями гламура и китча. По прошествии лет ясно, в какой степени закономерны именно подобные метаморфозы фашистской культуры и в какой степени они связаны с ее борьбой с гуманизмом.
Побороться с гуманизмом, не переставая быть культурой, можно в виде особого изыска и в достаточно малых дозах. А вот когда такая борьба становится нормой жизни и проводится постоянно — культура исчезает полностью. И уступает место гламурно-китчевой гадости.
В современной России «креативный класс» давно забил болт на гуманизм. И приобрел соответствующее антикультурное качество. Именуя других фашистами, этот класс демонстрирует раз за разом свою фашистскую сущность. Из блога Божены Рынски: «По моему мнению, у инвалида есть все права наравне со здоровыми, но нет никакого права преимущества. Например, нету права отравлять здоровым жизнь. И за то, что человеку так не повезло или от рождения, или по мере жизни, мы, относительно здоровые, ему ничего не должны… Бесконечные уступки слабому, это предательство сильного. Быть сильным становится очень невыгодно».
В этом же ряду находится высказывание депутата Законодательного собрания Смоленска А.Ершова, заявившего на совещании по вопросу о выделении денег на проезд в общественном транспорте бывшим малолетним узникам фашистских концлагерей: «Чем мы им обязаны? Тем, что их не добили?»
Папа Иоанн Павел II в энциклике «Evangelium Vitae» осудил антигуманизм, определив его как «войну сильных против бессильных». Он эту войну назвал, представьте себе, «заговором против жизни». Против жизни, понимаете!
А ведь фашисты пытались выступить как друзья жизни, именуя ее врагом христиан, препятствующих триумфальному утверждению сильного. Иоанн Павел II пишет: «Тот, кто своей болезнью, инвалидностью или просто самим фактом своего существования угрожает благоденствию либо жизненным привычкам более благополучных, оказывается врагом, от которого надо защищаться или которого надо уничтожать». Именно такую позицию он называет «заговором против жизни». И он прав. Потому что все начинается с противопоставления отвратительной антижизненной гуманности — прекрасной жизненной не гуманности. А кончается восхвалением смерти и поношением жизни.