Через некоторое время Франц решился высказать то, что хотел. Это давалось ему не без труда.

– Петер, – произнес он, – ты не думаешь, что фюрер хочет войны?

Я бросил на него удивленный взгляд.

– Франц, никто не может желать войны! Но ведь ты понимаешь не хуже меня, что иногда война необходима.

Он остановился и серьезно посмотрел на меня.

– Значит, ты считаешь, что она неизбежна? Я тоже так думаю. Ади (то есть Адольф Гитлер. – Ред.) хочет на самом деле одного – спровоцировать Францию и Англию, чтобы иметь железный повод для ведения войны. Но несомненно и другое: народ хочет мира и…

– О чем ты? – перебил его я, глядя на приятеля сверху вниз.

Франц сантиметров на пять меньше меня ростом, около ста семидесяти пяти сантиметров, против моих ста восьмидесяти. Казалось, он избегал моего взгляда.

Я пожал плечами.

– Могут подумать, что ты боишься, Франц! М-да… немного… удивительно, с учетом того, что ты гефол (гефольгшафтфюрер. – Ред.) в гитлерюгенде.

Мы двинулись дальше.

– По-моему, – продолжил я, – фюрер прекрасно понимает то, что делает. Кроме того, народ… – Я сделал неопределенный жест рукой. – Что такое народ? Это он, они, масса, но больше не «мы», Франц! Мы больше не являемся частью народа. Что может значить мнение других людей для нас! Их страхи или ложь.

В его глазах я заметил нечто похожее на удивление или недоверие. Он вымученно улыбнулся. Впрочем, это была забавная улыбка.

– Странный ты парень, Петер. В принципе, возможно, ты и прав. Я всегда стараюсь все анализировать, чтобы понять. – Немного подумав, он добавил: – Возможно также, что реальность в тысячу раз более неистова, более захватывающа, чем предполагаешь. Или ожидаешь.

Я схватил его за руку.

– Послушай, Франц. Даже если жизнь заполнена битвами и болью, а также бесконечной борьбой за идеал, это, по-моему, все же предпочтительнее скучного, убогого существования без всякой опасности.

Мы дошли до угла Бреннерштрассе и Ферндплац. У светофора мы снова остановились.

– Мне, во всяком случае, представляется именно так, Франц, – продолжил я, – Ницше первым учил нас тому, что человек очищается борьбой за идеал, которой следует отдать все силы и, если необходимо, жизнь.

Светфор переключился, и мы пересекли улицу.

– Бывало, мне не приходило в голову отделять себя от большинства людей, – говорил я далее. – Полагал, что борьба за идеалы – пустая болтовня. С тех пор я изменил свое мнение.

Франц криво усмехнулся:

– Из тебя выйдет великий адвокат, Петер! – После минутного молчания он добавил: – Я же просто болтаю. У меня меньше веры и уверенности в будущем, чем у тебя. – Он протянул мне руку. – Хорошо, что ты рядом, держишь меня в форме.

Я похлопал его по спине и сказал:

– Выкинь дурь из головы. Надеюсь, это не испортило твой аппетит.

Он дружески помахал рукой и направился на Перлебергштрассе.

Я тоже пошел домой.

После полудня у меня не было лекций. Когда Клаус в пять часов вернулся домой из школы, он стал приставать ко мне с просьбами помочь ему сделать домашнее задание.

Просматривая его учебники, я вновь заметил, как отличаются они от тех, по которым я занимался несколько лет назад. Перемены стали особенно заметными после того, как Штрайхер занял пост главы Института политологии в Берлинском университете.

Вот математическая задачка, выбранная навскидку:

«Самолет «Штука» (пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87». – Ред.) при взлете имеет бомбовую нагрузку в 120 бомб по 10 килограммов каждая. Самолет летит на Варшаву, центр международного еврейства, бомбить город. При взлете со всеми бомбами на борту и топливными баками, заполненными 1500 литрами горючего, самолет весит около 8 тонн. По возвращении из рейда в нем остается 230 литров горючего. Каков вес самолета без полезной нагрузки?»

А вот другая задачка, которую мне пришлось решать для Клауса:

«Несправедливый Версальский договор, навязанный французами и англичанами, позволил международной плутократии присвоить германские колонии. Франция захватила часть Того. С учетом того, что немецкая часть Того, временно оккупированная французскими империалистами, составляет 57 тысяч квадратных километров с населением в 800 тысяч человек, определите количество жизненного пространства на одного жителя».

Я просмотрел, кроме того, несколько глав из его учебника по истории Европы (Geschichte als national politische Erziehung («История для национального политического образования») профессора Дитриха. Книга написана для молодежи и распределена по школам в 1937 году). Этот учебник постулирует:

«Французская революция имела своей главной целью истребление французских аристократов арийской крови. Ее развязали еврейско-средиземноморские элементы для захвата власти и порабощения народа. После подавления восстания в Вандее французы нордического происхождения, преследуемые из-за чистоты своей крови, бежали в Германию…

Затем радикальные левые силы завладели властью и установили режим террора, продолжавшийся несколько лет. Любой человек, который не поддерживал их дело, беспощадно гильотинировался…