– Сара, ты ничего не должна…

– Нет, должна! – решительно возразила она. – Потому что подобные вещи говорят только раз в жизни. И как бы ты к этому ни отнесся, они должны быть сказаны. Нужно подвести черту, потому что говорить об этом слишком больно, а другого раза может не быть. – Она жалобно посмотрела на него. – Ты понимаешь меня?

– Да. Думаю, что понимаю.

– Я люблю тебя, Джонни. И всегда любила. Я пыталась убедить себя, что в нашей разлуке проявилась воля Господня. Не знаю… Неужели испорченная сосиска – это тоже воля Божья? Как и двое подростков, устроивших гонки на машинах посреди ночи? Я хочу только одного… – Ее голос зазвенел в прохладном октябрьском воздухе. – Я хочу получить то, что у нас отняли. – Сара опустила глаза. – Хочу всей душой, Джонни. А ты?

– Я тоже. – Он протянул руки, но Сара, покачав головой, отступила.

– Только не при Денни. Может, это глупо, но при нем мне будет казаться, будто я изменяю мужу у него на глазах. А я хочу всего, Джонни! Я хочу, чтобы ты обнимал меня, целовал и любил. – У нее перехватило дыхание, и голос дрогнул. – Наверное, это нехорошо, но я ничего не могу с этим поделать. Пусть нехорошо, но зато правильно. Потому что справедливо!

Джонни вытер слезу, катившуюся по ее щеке.

– И это будет всего один-единственный раз, верно?

Она кивнула.

– Этот раз будет платой за все. За все, что могло бы быть, не случись той аварии. – Ее зеленые глаза наполнились слезами. – Мы рассчитаемся за все в этот единственный раз, да, Джонни?

– Нет, – улыбаясь, ответил он, – но попытаемся, Сара.

Она с нежностью взглянула на Денни, который безуспешно пытался взгромоздиться на чурбак.

– Когда он уснет, – сказала Сара.

Они сидели на веранде и наблюдали за Денни, который играл во дворе под высоким синим небом. Они не спешили и не проявляли нетерпения, но оба ощущали, как неуклонно нарастает возбуждение. Сара расстегнула пальто и устроилась в кресле-качалке, скрестив ноги. Ветер разметал по плечам ее волосы. С ее щек не сходил румянец. По небу с запада на восток медленно плыли высокие белые облака.

Они говорили обо всяких пустяках – торопиться было некуда. Впервые после комы Джонни не чувствовал, что время – его враг. Оно лишило их самого важного, а взамен украденного предоставило им только сегодняшний день, но этот день они могли использовать до конца. Они говорили об общих знакомых, которые женились или вышли замуж, о выпускнице их школы в Кливс-Миллс, получившей национальную стипендию за успехи в учебе, о губернаторе штата Мэн, который победил на выборах как независимый кандидат.

– Посмотри-ка на него. – Сара кивнула в сторону Денни.

Малыш сидел на траве возле подпорок для плюща, поставленных Верой Смит, и, засунув в рот большой палец, сонно смотрел на них.

Она вынула из багажника «пинто» походную кроватку.

– Мы можем устроить его на веранде? – спросила она у Джонни. – Здесь так хорошо, и мне хотелось бы оставить его на свежем воздухе.

– Конечно, можем, – ответил Джонни.

Сара поставила кроватку в тени, уложила Денни и закрыла его двумя одеялами.

– Спи, малыш.

– Так просто? – удивился Джонни.

– Да. – Сара обняла сына и повернулась к Джонни. – Поцелуй меня, – попросила она. – Я ждала этого целых пять лет.

Он обнял ее за талию и нежно поцеловал.

– О, Джонни, – прошептала Сара, обняв руками его шею. – Я люблю тебя.

– И я люблю тебя, Сара.

– Куда мы пойдем? – спросила она, отстраняясь. Глаза, похожие на изумруды, сияли. – Куда?

Он расстелил выцветшее, но чистое армейское одеяло на сеновале в сарае. Воздух был напоен сладким и сильным ароматом. Над ними таинственно щебетали и хлопали крыльями ласточки, но вскоре они успокоились. Наверху располагалось маленькое запыленное окошко, откуда был виден дом с верандой. Сара расчистила на стекле пятнышко и обернулась к Джонни.

– Здесь удобно? – спросил он.

– Да. Здесь лучше, чем в доме. Там было бы… – Она замялась.

– Как будто в присутствии отца?

– Да. А так только мы с тобой.

– Без посторонних.

– Без посторонних… – Сара легла на живот, прижалась щекой к одеялу и сбросила туфли. – Расстегни мне молнию, Джонни.

Он опустился на колени и расстегнул молнию на ее платье. Звук скользящей застежки нарушил тишину сарая. По контрасту с белыми трусиками кожа Сары казалась особенно смуглой. Джонни поцеловал ее между лопатками, и она задрожала.

– Сара, – прошептал он.

– Что?

– Я должен признаться тебе.

– В чем?

– Во время одной операции доктор ошибся и случайно кастрировал меня.

Сара рассмеялась.

– Ты не меняешься! И еще у тебя есть друг, который свернул себе шею на аттракционе в Топшеме.

– Верно.

Ее рука нежно скользнула по его животу вверх и вниз.

– На ощупь не очень-то похоже, что тебя изувечили. – Ее глаза засияли. – Даже совсем не похоже! Может, проверим?

Запах сена дурманил голову. Время остановилось. Грубое одеяло, шелковистая кожа, пьянящая нагота Сары. Погружение в нее походило на волшебный сон, воспоминания о котором сохранятся на всю жизнь.