Стараясь делать все как можно быстрее, он забрался на место водителя и постарался разобраться в назначении рычагов, педалей и переключателей. К счастью, в библиотеке Таре он видел изображения автомобилей и схему их управления, однако на практике все обстояло иначе.

Два коротких рычага, отвесно выступавших из горизонтальной панели, регулировали направление движения и скорость. Двигая левым рычагом управления влево или вправо, он слегка менял направление движения. Затем он взялся за правый рычаг и подвинул его вперед. Машина должна была покатиться вперед быстрее. Но перед этим Ту Хокс затормозил машину, нажав на педаль в полу. Машина так задрожала, что, казалось, вот-вот развалится на части. Ту Хокс поставил рычаг скорости в нейтральное положение в центре паза и отпустил тормоза. Машина замерла на месте. Он подвинул рычаг вперед, и машина покатилась. Он снова остановил ее и передвинул рычаг назад. Машина покатилась назад.

Он повел машину вперед, к повороту подъездной дороги. С едва слышным шипением, под тихий шорох гальки под колесами, автомобиль двигался к тому месту, где лежал на земле О’Брайен. Ту Хокс остановил машину и постарался определить: какой из рычагов зажигает фары. Первый рычажок привел в движение стеклоочистители. Он передвинул следующий рычажок. На панели управления вспыхнула маленькая лампочка, и зажглись две фары на грязезащитных крыльях. Они были не особенно сильными, но все же их света было достаточно, чтобы осветить фасад сумасшедшего дома, трупы на веранде, лестницу и подъездную дорогу. Ту Хокс позвал О’Брайена, который медленно поднялся и апатично направился к машине.

— Куда мы теперь едем? — спросил он у Ту Хокса, забравшись на сиденье.

Ту Хокс сам не знал этого. Он изучал указатели на панели управления. Они состояли из стеклянных цилиндриков с градуировкой, в которых красная жидкость находилась на равных уровнях. По-видимому, они указывали количество топлива и воды, давление и температуру пара. Указатели воды и горючего стояли на отметке “полно”. О температуре и давлении пара он судить не мог и полностью положился на предохранительный клапан. Он направил машину на крутую, извилистую дорогу, ведущую к городу. Позади него из здания выбежали врачи, санитары и другой обслуживающий персонал. Из-за облаков появилась луна. Ту Хокс выключил фары и поехал по дороге, освещаемой лунным светом и ведущей к подножию холма. Обнаружив дорожный указатель, он вышел из машины, чтобы прочитать его. То, что здесь был указатель, означало близость главной дороги, потому что в городе вообще было мало табличек с названиями улиц и дорожных указателей. В населенной части города чужак должен был или иметь при себе план города, или все время спрашивать дорогу, если он хотел найти нужный ему дом.

Ту Хоксу приходилось видеть план города Эстоквы, и он запомнил расположение и направление основных улиц и дорог. Теперь они должны были находиться в нескольких кварталах от главной дороги, ведущей на восток.

Он забрался в машину и медленно поехал дальше. Несколькими минутами позже они достигли того места, где их дорога вливалась в главную транспортную артерию этой части города. Она была заполнена беженцами с лошадьми, телегами, быками, ручными тележками, и среди этой толпы двигалось несколько грузовиков. Все транспортные средства были сильно перегружены, и между ними брели пешеходы — мужчины и женщины с детьми. Почти у всех были рюкзаки или чемоданы.

На первый взгляд это массовое шествие казалось беспорядочным. Однако, когда Ту Хокс ввел автомобиль в этот бесконечный поток людей, животных и транспортных средств, он увидел, что через каждые пятьсот метров стояли солдаты, держа в руках карбидные лампы или ручные фонарики, и управляли всем движением. Первые постовые не остановили их локомобиль, но Ту Хокс спросил себя, что он будет делать, если их остановят и потребуют документы. Без документов их арестуют и, может быть, даже расстреляют. Поэтому он дождался благоприятного момента и при первой же возможности свернул на отходящую в сторону от главной грунтовую дорогу.

— Мы должны были это сделать, — сказал он О’Брайену. — На главной дороге оставаться рискованно. Надеюсь, теперь мы не попадем в переплет.

— Мне все равно, — простонал О’Брайен. — Я медленно, но верно истекаю кровью. И я больше ничего с этим не могу поделать. Я умираю.

— Я не думаю, что все так плохо, — сказал Ту Хокс. Но он остановился и при свете карманного фонаря, который он нашел в ящике под сиденьем, обследовал рану своего друга. Как он и предполагал, рака была поверхностной и неопасной, чуть больше, чем обычная царапина. Она немного кровоточила. Он перебинтовал ее чистым носовым платком О’Брайена и поехал дальше.

Поведение О’Брайена заставляло его задуматься. Сержант был хорошим солдатом, храбрым и всегда в отличном настроении. Однако с тех пор, как он понял, что они больше не принадлежат их собственному миру, он изменился. Он постоянно думал о том, что скоро умрет. Это, по мнению Ту Хокса, было следствием его полной оторванности от непонятного ему окружающего мира. О’Брэйен чувствовал себя чужим и страдал такой сильной ностальгией, какой, быть может, не знал еще ни один человек. Он буквально убивал самого себя.

Ту Хоксу казалось, что он его понимает, хотя он меньше страдал от своего положения. Чувство утраты и у него было велико. Как порождение кризиса двух несовместимых культур, он не принадлежал до конца ни одной из них и скептически относился к ценностям и моральным категориям любой из них. И в своем мире он тоже был чужаком. Кроме того, по натуре он был более гибок, чем О’Брайен. Он смог перенести шок перемещения, приспособиться и, вероятно, даже преуспел бы, если бы у него появилась такая возможность Но он беспокоился за О’Брайена.