– Хера ты резкая, а мы помочь тебе вроде как хотели. Больше не хотим, - перебил я ее, набравшую воздуха для новой отповеди. Мазнув на прощанье взглядом по выпуклостям на куртке, воткнул первую передачу, и опять дикий лязг заставил меня поморщиться. Да, техника.... Удаляясь с места неудавшегося тарана под доносившийся вслед пожелания счастливого пути, я не удержался, и все-таки бросил взгляд в зеркало, хороша таки, чертовка. И ничего не рассмотрел, зеркала по исполнению не лучше руля, маленькие, да еще вибрация такая, что не симпатичных девушек разглядывать, а интуитивно определять, что там происходит.

– Случай, а почему ублюдок то? Странно ты ее как то?
– повернулся я опять к сержанту.

– Да она с отцом живет, мать здесь никто не видел, - и, увидев по моему взгляду невысказанный вопрос, продолжил - да не, вроде не померла мать, просто не воспитывает ее, и живут отдельно.

– А что вам сюда в пе..., - хотел сказать в пердь, вовремя опомнился, и после паузы, продолжил, - а что вам сюда на район аж из Москвы прислали?

Между тем я въехал в пологий правый поворот под горочку, и слева открылась площадь. Посередине на постаменте стоял Ленин, и рукой показывал на трехэтажное здание городской администрации, даже с колоннами. Наверно дореволюционный особняк еще. За спиной Ленина, у миниатюрного скверика находилась ментовка, эти здания везде узнаваемы, даже если деревянные, как это. Справа и слева от Ленина вдоль площади стояли двухэтажные кирпичные дома, первые этажи которых были заняты магазинами полностью, а вот на вторых точно жили, на нескольких всего балконах белье сушилось, набиралось морозной свежести.

– Красная площадь наша. Красная, потому что заборчик вокруг Ленина красным покрашен, так и пошло. Вон, к отделу давай прямо. А из Москвы прислали, потому что здесь рядом завод собрались строить, чухонцы притом. Городок им уже строят для их специалистов, рядом с тем местом, где завод будет, коттеджи сказка, даже несколько их уже заселилось. То ли греки, то ли турки, чернота вообщем, по-русски ни гугу, на своем балакают. Вот здесь тормози. Ну что, пошли, дезертир?
– это уже обернувшись назад, где хлопал глазами Гомов. А я уж и забыл про него грешным делом.

Вывалились из машины, и зашли через высокие двойные двери в отделение, напустив холодного воздуха. Тут, судя по запаху дыма, топилась печка. Большое и широкое помещение, справа стойка дежурного, за ним зарешеченные окна, с надписью "дежурная часть" красной краской. Света не было, за стойкой, огороженной полукругом решеткой, сидел капитан, освещенный светом двух свечек.

– Серега, принимай. Только не прессуйте его, и так парню досталось, - обратился к дежурному Артем, и отвернулся, провожаемый благодарным взглядом солдатика. У себя Митрич?

– Не, они в управе на совещании. Про Амельченко, правда?

– ...Не, пошутил, - после недолгой паузы посмотрел на того Артем. Ничего он не сказал, к нему мне сразу или рапорт писать?

– А он не знает еще, у них там с утра посиделки, - махнул только рукой в сторону администрации капитан, - просто часа два назад заскочил, дал указание всех срочно возвращать сюда. Я сунулся ему доложить, так меня послали оттуда, слово сказать не дали. К Зайке пошел, он сказал сюда тебе возвращаться.

– А Зайка тут?

– Не, к ним вызвали, и укатил куда-то сразу. Садись чай попей пока.

Мысль про чай показалось мне дельной, еще и бутербродов бы пару. Даже кто такая зайка, меня заинтересовало меньше перспективы пожрать хоть что-нибудь.

– Да какой в жопу чай, у меня Саня в машине лежит, и еще три трупа на хуторе оставили, - нервно ответил Тема.

Тут дверь широко распахнулась, и в помещении сразу стало тесно. Первым ввалился крепкий мужик лет пятидесяти, почему то я сразу понял, что это тот самый Митрич и есть, следом за ним шел эмчээсник, такого же возраста, но пошире и пониже, еще один мент пожилой в бушлате.

– Ну-ка ну-ка, Артемон! Что за трупы?
– уловивший последние слова Митрич обратился к сержанту.

Я пригляделся к погонам седого - две большие звезды, это вроде подполковник. Ну да, одна майор, две - два майора. У лейтенанта тоже две, но звезды поменьше. Два микро майора, - это у меня ассоциации прут от радости, что я живой остался. Не отпустило еще.

– Амельченко в машине, и на хуторе, на перекрестке, - между тем докладывал сержант, - хозяин, Иваныч, и дочь его с мужем.

– Твою ж мать, - как гвоздь заколотил в наступившей тишине Митрич. Это как?

– Ехали из Стрижей, встретили Александра, легкий кивок в мою сторону. Он с за помощью поезда идет, который с рельс сошел. Сказал, что видел кровь на земле под снегом у магазина, мы поехали проверить. На хуторе обнаружили труп Иваныча, за гаражом. Зашли в дом, там дочка его, Танька, изнасилованная. Холодная, тоже. Дальше пошли, и в темноте на нас выскочил муж ее бешеный, сразу же Амельченко в живот засадил из двустволки, в меня не попал. Повалил, руку сломал походу, - даже чуть приподнял правой рукой левую Артем. Если б не Саня, - теперь кивок в мою сторону, и меня б завалил. Этот короче Коля, теперь тоже холодный. В доме еще нашли солдата спящего, привезли, в стакан его Серега посадил только вот. Дезертир, вчера утром дернул из караула, говорит дернул потому, что отпетушить обещали. Судя по его словам, встретился с Иванычем вечером накануне, тот его пожалел, к себе позвал, обещал помочь, как раз к вам и хотел идти. Типа стакан хлопнул, и отрубился. Кроме него на хуторе еще двое были, пили они с Колей этим, крепко пили, как дезертир этот говорит. Лично я думаю они там и накуролесили, и деда завалили, и Таньку, того... завалили, - при этих словах выражение лица у сержанта было каменное. Там нелюди, Митрич. Они ..., - он просто махнул рукой, не найдя слов, и закончил, - связался по рации, доложил, получил указание возвращаться.