— Знаю, знаю! — перебил Полянкин. — Смотрите не назад, а вперед — и вот вам и вера!.. Впрочем, ее не передашь… Она вот здесь, в этих мускулах, в жилах… Если одрябли, отжили они у тебя, так зато у меня только еще наливаются!.. А вон и наши!

От берега к нам тяжело направлялась другая лодка, в которой сидело человек пять молодых рабочих, брат и дядя Полянкина и двое подростков с разными рыболовными снастями.

— Вот и важно, братцы! Дружнее, вперегонку! Валяй, Пров, «Вниз по Волге».

Мы обогнули гористый мыс, и молодой, сильный тенор затянул песню. Под незамысловатый, но подмывающий и захватывающий мотив этой родной песни, так привольно разносившийся над тихою рекой, в моем воображении, один за другим, вставала целая вереница знакомых образов, всех этих «хороших людей», томившихся и мучившихся в невыразимо сложной сети, когда-либо прежде так хитро сотканной для них жизнью. Но тем не менее, больше чем когда-нибудь, мне думалось, что молодой Полянкин был прав: где есть живые люди, там будет и жизнь.