Шрифт:
По радио я говорю: С Божьей помощью, я отвращу мир от всякого желания секса.
Адам выключает радио.
Адам говорит: «Я ушел из долины в ночь, когда выяснил, что старейшины сделали с вами — тендерами и бидди».
Дым постоянно над дорогой. Он проникает в машину и в наши легкие, режет и жжет наши глаза.
Со слезами, текущими по обеим щекам, я говорю: Они ничего не сделали.
Адам кашляет: «Допустим».
Столб снова возникает, ближе.
Здесь нечего допускать.
Дым заволакивает всё.
Затем Адам говорит это. Адам говорит: «Они заставили вас смотреть».
Я ничего не вижу, но просто продолжаю вести машину.
«В ночь, когда у моей жены рождался первый ребенок, — говорит Адам, и слезы оставляют светлые полоски на его черном лице, — старейшины взяли тендеров и бидди со всего округа и заставили их смотреть. Моя жена кричала именно так, как они ей говорили. Она кричала, и старейшины орали проповеди о том, что плата за секс — это смерть. Она кричала, и они сделали рождение ребенка настолько болезненным, насколько могли. Она кричала, и ребенок умер. Наш ребенок. Она кричала, а затем она умерла».
Первые две жертвы Отправки.
В ту же ночь Адам ушел из Правоверческого церковного округа и сделал телефонный звонок.
«Старейшины заставляли вас смотреть, как рождается каждый из детей в округе,» — говорит Адам.
Мы едем со скоростью всего лишь тридцать или пятьдесят километров в час, но где-то в дыму перед нами затерялся гигантский бетонный столб церковного мемориала.
Я не могу ничего сказать, и я просто продолжаю дышать.
«Поэтому конечно же ты никогда не занимался сексом. Ты никогда не хотел секса, потому что каждый раз, когда у нашей матери появлялся новый ребенок, — говорит Адам, — они заставляли тебя сидеть там и смотреть. Потому что секс для тебя — это всего лишь боль и грех и твоя мать, растянутая там и кричащая».
А затем он сказал это.
Дым настолько плотный, что я не могу видеть даже Адама.
Он говорит: «И теперь секс должен казаться тебе исключительно пыткой».
Он просто выплевывает эти слова.
Запах Истины.
И в этот момент дым рассеивается.
И мы врезаемся прямо в бетонную стену.
8
Вначале нет ничего, кроме пыли. Отличный белый порошок талька заполнил машину, перемешавшись с дымом.
Пыль и дым циркулируют в воздухе.
Единственный звук — это звук чего-то капающего из мотора машины — масла, антифриза, бензина.
До тех пор, пока Адам не начинает кричать.
Пыль вырвалась из воздушных подушек, защитивших нас в момент столкновения. Воздушные подушки прорвались, спустились и теперь лежат пустые на приборной панели, и как только пыль оседает, Адам начинает кричать и закрывает лицо руками. Кровь течет между его пальцев, черная на фоне белого талька, покрывающего всё. Одной рукой он закрывает лицо, а другой дергает ручку пассажирской двери, и ковыляет по пустоши.
Затем он исчезает в дыму, окружающем нас, переступает через обнаженные тела, слои людей, заснятых в момент прелюбодеяния навеки, и я кричу ему в след.
Я кричу его имя.
В какой он стороне, я не могу сказать.
Я кричу его имя.
Куда бы я ни наступил, журналы предлагают Возбужденных Девочек Вашей Мечты.
Любительниц Больших Членов.
Губы, Груди и Гигантские Клиторы.
Рыдание доносится со всех сторон.
Я кричу: Адам Брэнсон.
Но всё, что я вижу, это Мужские Анальные Приключения.
И Девочки, Которые Любят Девочек.
И Бисексуальные Любовные Пары.
А позади меня наша разбитая машина взрывается.
Бетонный столб, серый и возвышающийся над нами, весь в огне с одной стороны, и в свете этого костра я вижу Адама, стоящего на коленях в нескольких ярдах от меня, его руки закрывают лицо, он качается вперед и назад и рыдает.
Кровь бежит вниз по его рукам, по его лицу, по запыленной белой передней части, и когда я пытаюсь оторвать его руки от лица, он кричит: «Не надо!»
Адам кричит: «Это мое наказание!»
Его крики переходят в смех, и Адам отнимает руки, чтобы показать мне.
Маленькие пластиковые ноги статуэтки Тендера Брэнсона торчат из кровавого месива на том месте, где должен был быть его левый глаз.
Адам полу-смеется, полу-плачет: «Это мое наказание!»
Остаток статуэтки ушел вглубь, я не знаю, насколько глубоко.
Штука в том, говорю я, чтобы не паниковать.
Чтобы решить эту проблему, нам нужен врач.
Черный дым от нашей сгоревшей машины обволакивает нас. Без машины, двадцать тысяч акров вокруг нас пустые и бескрайние.