Уже в начале 1920 года экстремистские группировки среди ученых нашли своего козла отпущения. Сложилась «ассоциация за чистую науку». Какова ее единственная цель? Бороться с теориями, известностью, личностью Эйнштейна. Ее кредо — «антирелятивизм». Группа устраивает собрания, публикует статьи. Приводимые аргументы предвещают будущие филиппики. «Относительность» и ее идеалистический характер подвергают нападкам. Немецкий реалистический ум противопоставляют «спекулятивным» воззрениям ученого. Говорят о «в высшей степени» еврейском характере теории относительности. Ее «антинемецкой» природе.

«Антирелятивистская» ассоциация получила мощную поддержку, когда на ее стороне выступил Филипп Ленард. Ленард — получивший Нобелевскую премию по физике за исследования фотоэлектрического эффекта и принявший Эйнштейна в Прусскую академию наук. После поражения Ленард сделался отъявленным антисемитом. Сам факт, что природные явления можно объяснить и предсказать в уме, возмутил этого ученого. Он встал во главе врагов теории, якобы предвидевшей отклонение света. Эйнштейн превратился в его личного врага, врага немецкого народа и немецкой науки.

Эйнштейн принял бой и вышел на арену. Он отвечал на нападки статьями. Даже присутствовал в качестве зрителя на митинге, организованном в Берлинской филармонии «антирелятивистами». Он не уклонялся от встречи с Ленардом во время научного собрания, организованного Максом Планком, которое проходило под охраной полиции.

Ленард нападал в журналах на теорию Эйнштейна. Но не сражался с ней с научной точки зрения. В его представлении, открытия Эйнштейна отражали вредоносное влияние еврейских кругов на научный мир. Он первым укорил своих сограждан за то, что они считают этого человека немцем. Несколько лет спустя Ленард станет одним из первых ученых, вступивших в ряды национал-социалистов.

Эйнштейн не уступал. Он любит Берлин. Он невероятно признателен этому городу, Прусской академии, позволившей ему усовершенствовать свои теории.

Но Эйнштейн устал быть изгоем на своей новой родине. Пришло время проветриться. Попутешествовать. Насладиться признанием, которое, наконец, получили его труды. Эйнштейн принял приглашения, которые долгое время отклонял. Он объедет всю Европу, посмотрит на мир иначе, чем попрошайка от науки. И вовсе не думая о реванше.

Каждый этап его турне обернется триумфом. От Праги до Пекина, включая Нью-Йорк, его чествуют, славят. Одно лишь его появление на балконе приводит толпы в восторг, проезд в открытом автомобиле по проспекту воспламеняет умы. На его выступлениях всегда аншлаг, его фотографии на первых страницах всех газет. Неслыханный успех для ученого. Чем объяснить столь горячий интерес, словно он монаршая особа? В представлении людей этот незнакомец вплотную подошел к законам Вселенной. Эйнштейн близок к разгадке тайны творения. Всё, что прикасается к святому, — свято.

Эйнштейн начал читать серию лекций в Праге, гостя у человека, сменившего его на профессорской кафедре, — Филиппа Франка. Позже Франк напишет одну из первых и наиболее полных его биографий. Прага устроила ученому королевский прием. Человека, перевернувшего мир идей, встречали как апостола новой религии. На вокзале устроили неописуемую давку. Ломились в аудитории, где выступал учитель. Простые люди хотели понять и как будто разглядели в этом человеке с трубкой, так скромно одетом, гения XX века, своего рода Христа новых времен. Все хотели его увидеть. Его расспрашивали. Часто с учтивостью. Иногда с бешенством. Требовали объяснений. Что это за теория такая, перечеркивающая века полнейшей уверенности? Гения призывали привести неопровержимые доказательства.

Эйнштейн не ломался. Он доказывал, растолковывал. Всегда с юмором, без спеси. Удивленный, восхищенный, порой напуганный тем, чтоего единственные открытия могут вызвать в сердцах людей. В Праге, чтобы избежать объятий толпы, Франк даже оставлял его на ночь в лаборатории, где тот работал, а не в отеле, где его ждали.

Эйнштейн был рад снова оказаться в Праге. Ходил по улицам, ресторанам, кафе. Поднялся на крыльцо университета, куда его приняли во времена монархии, но лишь вторым номером. На стене у входа висел… его портрет. Бродя по мостовым, он ощущал ветер свободы, веявший в этой новой стране, построенной на обломках империи Габсбургов. Чехословацкая Республика заключала в себе чаяния и разочарования, которые десять лет спустя потрясут мир. С одной стороны, судетские немцы бесились от того, что их прерогативы растворились в новой демократии. С другой — умы, пришедшие в невероятное возбуждение, пытались установить новую связь между народом и его руководителями, мужественно воплощаемую Томашем Масариком [56] . Эйнштейн был неотъемлемой частью новых времен, олицетворяя их лучше любого другого. Человек, явившийся ниоткуда, сумевший силой своего ума и решимостью перевернуть законы природы. 1920 год: Прага чествует Эйнштейна. Эйнштейн любит Прагу. На развалинах войны, на обострении националистических тенденций рождается новая Европа. Можно ли найти для нее лучший символ, чем этот человек богемного склада и с незашоренным умом?

После свежего ветра перемен, носившегося над Прагой, Альберт отправился подышать спертым воздухом — в Вену. Туда, где веял ветер поражения. Бывшее храброе сердце Австро-Венгерской империи теперь было столицей обкорнанного и поблекшего государства. И всё же Вена устроила Эйнштейну торжественную встречу. Здесь тоже собирались толпы, чтобы послушать ученого. Работали локтями, чтобы получить автограф, пожать ему руку. Эйнштейн прибыл в Вену триумфатором.

Гуляя по улицам города, как он любил это делать, гений познакомился с миром другого прорицателя — Зигмунда Фрейда [57] . Однако их встреча состоялась только семь лет спустя. Два этих человека, идя каждый своим путем, пытались уловить тайну мироздания. Один — загадки души, другой — законы физики. Один межевал науки, другой распахивал целину сознания. В их жизни было много похожего. Родственное происхождение, скромное положение, дороги славы, бесчисленные препятствия, лавры известности, костры из книг. Они оба стали символами, самыми поразительными порождениями Европы в интеллектуальном плане. Светочами своего века. Они опрокинут установленный порядок. Они наткнутся на то же сопротивление, вызовут то же почитание, ту же ненависть…

Их захватит тем же вихрем. Они последуют по той же дороге изгнания.

Фрейд и Эйнштейн, живые метафоры XX века. Величие и безумие человека. Высочайший уровень интеллекта и высочайший уровень варварства. Десятью годами позже (слишком поздно?) Фрейд и Эйнштейн встретятся и заведут переписку о духе войны, опубликованную в 1933 году, которая произведет большое впечатление на сердца, но не воздействует на умы.

Но тогда, в начале 1920-х, когда Эйнштейн гулял по улицам Вены, рассматривая фасады дворцов и сады при них, дух войны казался позади. Эйнштейн заглядывал вдаль с легким сердцем. Его ждала Америка.