— Мама, тебе нравится проводить время на кухне? — Когда ты задала этот вопрос, мама не сразу поняла, что ты имеешь в виду.

— Тебе нравится быть на кухне? Нравится готовить?

Некоторое время мама смотрела тебе прямо в глаза.

— Я не могу сказать, нравится или не нравится мне кухня. Я готовила, потому что это моя обязанность. Я должна была стоять на кухне, чтобы вы все поели и пошли в школу. Как можно делать только то, что тебе по душе? Есть вещи, которые необходимо делать, не важно, нравится тебе это или нет. — У мамы на лице появилось недоумение — что это за вопрос? А затем она пробормотала: — Если делать только то, что нравится, кто же тогда сделает то, что тебе не по душе?

— Ну, так тебе нравится или нет?

Мама огляделась по сторонам, словно собираясь поведать тебе тайну, и прошептала:

— Я несколько раз разбивала крышки стеклянных банок.

— Ты разбивала крышки банок?

— Всему этому не видно было конца. В сельском хозяйстве всегда так, если сажаешь семена весной, осенью собираешь урожай. Если сажаешь семена шпината — получаешь шпинат, если сеешь семена кукурузы, тебя ждет урожай кукурузы… Но работа на кухне бесконечна. Сначала завтрак, потом приходит время обеда, затем ужин, а когда наступит новый день, снова приходится готовить завтрак. Это замкнутый круг… Конечно, было бы лучше, если бы я готовила разные закуски, но поскольку на грядках я выращивала одни и те же овощи, то приходилось стряпать одни и те же блюда. Когда ты изо дня в день делаешь одно и то же, в конечном счете тебя просто начинает от этого тошнить. Когда кухня начинала напоминать мне тюремную камеру, я выходила во двор, брала первую попавшуюся под руку крышку и изо всех сил швыряла ее об стену. Твоя тетя ничего не знала об этом. А если бы она прознала, что я разбрасываюсь крышками, то наверняка решила бы, что я свихнулась.

Мама призналась, что через несколько дней покупала новую крышку, чтобы никто ничего не заметил.

— Так я попусту тратила деньги. Приходя за новой крышкой, я чувствовала, что это расточительно и вообще неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Звук разбивающейся крышки стал лекарством для моей измученной души. В такой момент я чувствовала себя свободной. — Мама прижала палец к губам и прошептала: «Тсс», словно кто-то мог ее услышать. — Я впервые рассказываю об этом. — На ее лице заиграла озорная улыбка. — Если не хочешь готовить, стоит попробовать выбросить приготовленную еду. Даже если ты считаешь, что это слишком накладно, ты все равно ощутишь необыкновенную легкость. Но, конечно, если ты не замужем, это едва ли поможет.

Мама глубоко вздохнула.

— Но зато так замечательно наблюдать, как растут дети. Даже когда у меня дел было невпроворот и я порой не успевала поправить косынку на голове, когда я наблюдала, как вы все сидите за столом, едите, стуча ложками о тарелки, я чувствовала, что больше мне ничего и не надо в этой жизни. Вы казались такими беззаботными. Вы благодарно набрасывались на еду, когда я варила простой суп из цуккини и бобовой пасты, и ваши лица радостно светились, когда время от времени я готовила рыбу на пару… У вас был такой отменный аппетит, что, когда вы стали подрастать, я даже немного забеспокоилась. Если я варила кастрюлю картошки, чтобы вы могли перекусить, вернувшись из школы, к моему возвращению кастрюля оказывалась пуста. А в иные дни я с тоской наблюдала, как рис в горшке, припрятанном в подвале, с каждым днем тает, словно снег, а потом наступал день, когда рис полностью исчезал. Я спускалась в подвал, чтобы взять немного риса на ужин, и совок царапал пустое дно горшка, и вот тогда мое сердце замирало от ужаса и я думала: чем же мне кормить моих деток завтра утром? Потому в те времена я и не задумывалась о том, нравится мне находиться на кухне или нет. Если мне удавалось сварить большую кастрюлю риса и приготовить суп, меня не волновала усталость. Я радовалась, что мои дети будут сыты. Теперь тебе, возможно, сложно это представить, но в то время мы постоянно боялись, что еда закончится, и мы умрем с голоду. И так происходило со всеми. Надо было есть, чтобы выжить.

Улыбаясь, мама сказала, что, несмотря ни на что, эти дни были самыми счастливыми в ее жизни.

Но мучительные головные боли украли у мамы ее светлую улыбку. Головная боль вгрызалась в ее душу и постепенно уничтожала ее, словно острозубая и вечно голодная полевая мышь.

Мужчина, к которому ты обратилась с просьбой распечатать объявления о пропаже мамы, был одет в поношенный костюм из чистого хлопка. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он носит искусно пошитую старую одежду. И хотя ты знаешь, что он всегда так одевается, ты не можешь не думать об этом. Этот человек уже знает о мамином исчезновении и обещает, что подготовит объявления на основе твоих набросков и быстро распечатает их в типографии своего партнера по бизнесу. Поскольку не удалось отыскать последних фотографий мамы, вы с братьями решили воспользоваться общей семейной фотографией, которую один из твоих братьев разместил в Интернете. Мужчина всматривается в мамино лицо на фото.

— Ваша мама очень хорошенькая, — замечает он.

Ты вдруг совершенно неожиданно заявляешь, что у него прекрасный костюм.

Мужчина улыбается в ответ:

— Его сшила моя мама.

— Но разве она не умерла?

— Тогда она была жива.

Он объясняет, что с самого детства носит одежду исключительно из хлопка, потому что на другие ткани у него аллергия. Стоит ему надеть одежду из другой ткани, как все его тело начинает чесаться и покрывается сыпью. И поэтому он всю жизнь носит одежду, сшитую его мамой. Вспоминая маму, он всегда видит ее с шитьем в руках. Ей все время приходилось корпеть над шитьем, чтобы смастерить одежду для сына.

Мужчина рассказал, что, открыв после смерти матери стенной шкаф, он обнаружил целые стопки одежды из хлопка, которой ему должно было хватить до конца жизни. Так что костюм, который сейчас на нем, как раз из тех запасов, которые он обнаружил в том шкафу. Как выглядела его мать? — думаешь ты. Ты слушаешь его, и сердце разрывается от боли. И ты спрашиваешь человека, который вспоминает свою горячо любимую маму:

— Как вы думаете, ваша мама была счастлива?

Его ответ звучит вежливо, но, судя по выражению его лица, он воспринимает твой вопрос как оскорбление:

— Моя мама сильно отличалась от современных женщин.

Женщина берет одну из его листовок и замирает на мгновение, чтобы рассмотреть фотографию мамы. Они стоят под теми самыми башенными часами, где мама обычно ждала его.

Когда он нашел жилье в городе, мама, приезжая на вокзал в Сеуле, выглядела как беженка из зоны военных действий. Она выходила на перрон, неся на голове узел, в руках и за спиной у нее были многочисленные свертки, а то, что там не поместилось, она умудрялась прицепить к поясу. Удивительно, как она вообще могла передвигаться с таким грузом. Будь у нее такая возможность, мама прихватила бы для него баклажаны и тыквы, привязав их к ногам. Ее карманы оттопыривались, битком набитые недоспелыми перчиками, очищенными каштанами или дольками чеснока, завернутыми в газету. Каждый раз, приходя встречать маму, он обнаруживал такое количество свертков у ее ног, что не переставал удивляться, как одна женщина может сама дотащить такую поклажу. Стоя посреди привезенных гостинцев, раскрасневшаяся мама озиралась по сторонам, поджидая его.