Шрифт:
— Жуть, — вздохнула Ивана.
— Ничего другого нет. Ну, идем и вернемся с подмогой.
Патрису хотелось, чтобы это прозвучало ободряюще, но голос его не слушался.
— Давайте скорей.
Оставив домик позади, Патрис и Ивана пошли вверх по узкой, засыпанной гравием дороге.
Впереди была ночь, казавшаяся им бездонной ямой.
15. Ивана
Ивана шла, держа руки в карманах, чтоб было теплее.
Но она все равно замерзла, даже горло побаливало.
«Завтра ангина обеспечена», — подумалось ей.
Тут она вспомнила про Джей-Си, которому вот уж правда пришлось лихо, и о Кати, которая, возможно, лежала сейчас где-то раненая. Ивана впервые оказалась в экстремальной ситуации; раньше ей часто случалось спрашивать себя, что бы она в такой ситуации делала. Смогла бы прыгнуть в воду, чтобы спасти ребенка? Встать между жандармом и демонстрантом? Готова ли рискнуть жизнью или совершить что-нибудь «этакое», чтобы кому-то помочь? На все эти вопросы она так и не находила ответа. Только надеялась, что будет на высоте.
И вот теперь она впервые в жизни на самом деле оказалась в подобной ситуации — и на что ее хватило? Брести по ночной дороге в надежде отыскать телефон? Внутренний голос ехидно нашептывал ей, что выглядит она жалко. Тот же внутренний голос нашептывал, что им надо было разделиться: одному пойти звонить, другому еще поискать в лесу Кати, третьему побыть с Джей-Си, да еще неплохо бы кому-то добраться до пустого дома на том берегу.
Но она боялась.
Боялась отправиться по этой дороге в темноте одна.
Боялась одна блуждать по лесу.
В общем, Ивана боялась ночи.
Она глубоко вдохнула холодный воздух. Дорога шла вверх, свет из окон домика позади постепенно убывал.
Патрис шагал рядом с ней, глядя себе под ноги. Судя по виду, он был в таком же напряжении, как и она. Ивана попыталась нарушить молчание.
— А твоя тетя много лет жила здесь совсем одна? — спросила она.
— Да. Я так и не понял, что с ней случилось, и даже толком не знаю, кем она приходилась моей матери.
— Она ей не сестра?
— Нет. Мы звали ее тетей, так… так проще… У матери была двоюродная сестра, она вышла замуж за человека, который уже имел дочь от первого брака. Эта дочь и есть моя тетя Мишлин.
— Действительно, такому родству, по-моему, и названия нет. Тетя — это хоть понятно. Но почему она жила здесь совсем одна? Как-то странно все-таки…
— Мне кажется, тетя из тех людей, кому не повезло в жизни, такие рано или поздно предпочитают удалиться от мира.
Ивана помолчала, раздумывая, стоит ли попросить Патриса рассказать о тете подробнее. Наконец она все же спросила:
— А почему ты считаешь, что твоей тете не повезло в жизни?
Патрис шмыгнул носом. В профиль, в темноте, очкастый и толстощекий, он выглядел маленьким мальчиком.
— У нее были проблемы… психологические… В общем, подростком она вдруг вбила себе в голову, что «одержима» какими-то силами. Думаю, для ее родителей это было ужасно, и ее мать… она не выдержала и покончила с собой…
— Действительно. Ужас.
— Самый ужас начался позже. Она требовала изгнать эти силы. И ее отец, хоть он и не верил во всю эту чушь, нашел экзорциста. Настоящего, с бумагой из Ватикана и все такое.
— Ну, и?
— Ну, и никто не знает, что там произошло. Несколько месяцев этот тип приходил каждый день, якобы совершал «одиннадцать обрядов по методике Папы Павла V», а потом сказал, мол, все кончено, он изгнал беса по имени Самаэль и девочка исцелена.
— Так это же хорошо?
— Да… Но она после этого оказалась беременной.
— Святой отец?
— Угу. Он, правда, клялся, что ни при чем, но больше некому. Представляешь, какой подонок — несколько месяцев насиловал малолетку чуть ли не на глазах у родителей.
— И… Она оставила ребенка?
— Хотела оставить, но он родился мертвым на седьмом месяце, что-то с сердцем. После этого она опять стала чудить. Чаще все было вроде бы нормально… Но это как море подо льдом, знаешь, сверху гладь, а под ней штормит. Иногда случались срывы, и она месяцами лежала в клиниках. С людьми она виделась все меньше, ей был нужен покой, вот она и поселилась в этом доме. Думаю, ей здесь было хорошо.