Шрифт:
— Что же ты сделаешь, медведь? — засмеялся он.
— Подведу, назову жуликом, в морду дам! — прорычал Свищев.
Патмосову стало страшно за Колычева. Для него было ясно, что этого Свищева можно напоить, потом раздразнить, и он полезет на всякий скандал, как бык на красное.
— Ха — ха — ха! — засмеялся Калиновский. — Друзья, его и подводить не надо. Сам влетит! Вы думаете, счастья надолго? А?
Бадейников с улыбкою кивнул, а Патмосов сказал:
— Известно!
И Калиновский разгорячился.
— Я уверяю вас, — сказал он, перегибаясь через стол, — что этот Колычев под конец именно за свой страх на фокус пустится, и тогда… — Он сделал паузу. — Всем только следить надо!
Он опрокинул в рот рюмку водки.
— Именно! — мягко сказал Бадейников. — Только следить!
Лакей внес ужин. Разговор на время прекратился. Патмосов затронул другую тему.
— А Ефрем Степанович преотлично устроился, — заметил он.
— Еще бы! Чего ему? Сиди и работай, — подтвердил Свищев.
— Единственный у нас. Я думаю, на всю Россию! — сказал Калиновский. — Из Москвы приезжают. Одно слово, артист!
— А хорошо он работал? — спросил Бадейников у Патмосова.
— Умел! — ответил он и стал врать: — Мы с ним в Москве работали, в Нижнем, по Волге, на водах. Главное, штос и стуколка!
Свищев вздохнул.
— Тогда, говорят, дела были. Теперь что! Дрянь! Арапа этого развелось, что блох. Ей — Богу!
Патмосов знал, что» арапом» зовется игрок, приходящий без денег.
— Всегда они были! — сказал он. Бадейников засмеялся.
— А вот мы теперь и с них шерсть снимем!
— Как?
— Хотите с нами в компанию, расскажем! — решительно предложил Калиновский.
— Я для этого и ехал! — сказал Патмосов.
— Руку! — закричал Свищев, протягивая свою лапу. — Вот, Костя, и банкомет! А! — торжествовал он. — Бадейников! Требуй вина. Вспрыснем!
Ужин кончился. Лакей подал вино и кофе. Свищев захмелел и начал шуметь.
— А какое дело? — спросил Патмосов.
— Я клуб открываю, — скромно сказал Бадейников, — нашел уже основателей. Вот вы, здесь есть литератор Пирон…
— Водевили пишет! Тру — ля — ля! Опять, хронику! В» Листке», — вставил Свищев.
— Да! Потом редактор один, Сморчков, и отставной генерал. Откроем, и пойдет наше дело!
— У — ух! Вихрем! — жмурясь, проревел Свищев.
— Так вы наш? — сказал Калиновский. — За дружеский союз! Ура!
Они чокнулись.
— Теперь о деле, — серьезным тоном начал Калиновский, — вы отныне наш банкомет. Вас, понятно, учить нечему. Будете в ровной дележке. Мы откладываем двадцать процентов, а остальное поровну. Завтра начнем!
— Согласен! — сказал Патмосов. — Только не завтра.
— А что?
— Одно, завтра — пятница, а я в такой день — ни — ни! Второе, не знаю еще публики. Надо походить, оглядеться.
— Ну, ну! Недельку всегда переждать можно.
— А мы тем временем с тем прохвостом расправимся, — упрямо твердил Свищев. — Попомнит он нас! Да! Это ему так не пройдет. Нет, голубчик! Влетишь!..
У Патмосова от этих слов сжималось сердце.
Завтра же он будет у Колычева!
Ужин окончился. Друзья подхватили пьяного Свищева. Патмосов, пользуясь этим, выскользнул от них и уехал домой.
XII
Пафнутьев приехал утром не столько с докладом, сколько из любопытства.
— Ну, что? — встретил его вопросом Патмосов.
— Опять выиграл и опять был один!
— Играл в железнодорожном?
— Да!
— Много выиграл?
— Теперь уже очень много. Вчера тысяч шесть, да раньше, почти две недели. Какой, больше!
— Я думаю, он отыгрался, — решил Патмосов.
— Наверное! — с убеждением сказал Пафнутьев. Патмосов отказался от завтрака и поехал из дома. Он отправился в Южный банк.
— Михаил Андреевич в правлении? — спросил он.