— Надеюсь, я вам не помешал? — осведомился он, глядя на меня в упор.

— Что вам угодно? — повторила Нейоми.

— Не имею намерения беспокоить вас или этого молодого джентльмена, — произнес он.

— Но когда вы освободитесь, мисс Нейоми, вы меня очень обяжете, если позволите сказать несколько слов наедине.

Он держал себя с наивозможнейшей вежливостью, тщетно стараясь скрыть сильное волнение, во власти которого находился. Его странные карие глаза — в лунном свете они казались даже более дикими, чем обычно, — умоляюще и с каким-то непостижимым оттенком отчаяния не отрывались от лица Нейоми. Его руки, которые он пытался сжать, дрожали. Сколь мало симпатии ни вызывал во мне этот человек, в то мгновенье я не мог не испытывать к нему жалость.

— Вы хотите поговорить со мной сегодня? — спросила Нейоми с нескрываемым удивлением.

— Да, мисс, прошу вас. Когда вы освободитесь.

Нейоми немного подумала.

— Разве нельзя подождать до завтра?

— Завтра я на целый день уеду по делам фермы. Пожалуйста, уделите мне несколько минут сегодня вечером. — Он сделал шаг по направлению к нам, голос его дрогнул и снизился почти до робкого шепота. — Поверьте, мне в самом деле есть что сказать. Вы проявите доброту и милосердие, если позволите поговорить с вами до того, как я лягу спать.

Я снова поднялся, чтобы освободить для него место. И снова Нейоми остановила меня.

— Нет, — сказала она. — Не уходите. — Затем, с большой неохотой, она обратилась к Джону Джаго. — Если уж вы так настаиваете, мистер Джон, видимо, этого не избежать. Честно говоря, не представляю, что вы можете сказать мне такого, чего нельзя было бы выслушать при третьем лице. Однако с моей стороны было бы невежливо отказать вам в этом. Как вы знаете, моя обязанность каждый день в десять часов вечера заводить часы в холле. Если вам угодно прийти и помочь мне, вполне вероятно, что в это время мы окажемся наедине. Вас это устроит?

— Нет, мисс, с вашего позволения, в холле никак нельзя!

— Нельзя?!

— И вообще в доме, простите за дерзость.

— Что вы этим хотите сказать? — Она повернулась ко мне и нетерпеливо спросила: — Может быть, вы что-нибудь понимаете?

Джон Джаго сделал мне знак, показывая, что он сам в состоянии ответить.

— Немного терпения, мисс Нейоми, — сказал он. — Я попробую объясниться. Видите ли, в доме есть недремлющие глаза и уши, и есть шаги — не скажу вам, чьи — такие тихие, что ни один человек их не слышит.

Последний намек, очевидно, возымел силу. Нейоми остановила Джона прежде, чем он смог продолжить.

— Ну, так где же вы предлагаете нам встретиться? — спросила она, сдаваясь. — Может быть, в саду, мистер Джон?

— От всего сердца благодарю вас, мисс. Да, сад вполне годится. — Он указал на посыпанную гравием дорожку вокруг цветника, залитого лунным светом. — Здесь мы сможем видеть все, что происходит вокруг, и не опасаться, что нас подслушают. Итак, в десять. — Он помолчал и обратился ко мне: — Прошу простить меня, сэр, что помешал вашей беседе.

Бросив еще один умоляющий взгляд на Нейоми, он поклонился и исчез во мраке. Ночная тишина донесла до нас глухой стук затворившейся двери. Джон Джаго вошел в дом.

Сейчас, когда он не мог нас слышать, Нейоми обратилась ко мне со всей серьезностью.

— Прошу вас, не думайте, сэр, что я веду какие-то секретные переговоры с таким человеком, как Джон Джаго. Я не больше вашего знаю о том, что ему от меня нужно. Я даже не уверена, следует ли мне приходить на это свидание. Что бы вы сделали на моем месте?

— Назначив встречу, — ответил я, — ваш долг перед собой — сдержать обещание. Но коль скоро вы чувствуете хотя бы малейшее опасение, позвольте, я буду ждать в другой части сада — так, чтобы услышать, если вы меня позовете.

На это она гордо качнула головой и снисходительно улыбнулась.

— Вы иностранец, мистер Лефрэнк. Иначе бы не предложили ничего подобного. Мы здесь, в Америке, не оказываем мужчинам чести, позволяя им внушать нам опасения. Здесь, в Америке, женщины умеют за себя постоять. Я обещала ему прийти, как вы сами заметили, и сдержу слово. Но подумать только, — прибавила она, как бы про себя, размышляя, — подумать только, что Джон Джаго сумел разгадать недостойную роль, которую скрытная мисс Мидоукрофт играет в этом доме! Большинство мужчин ее просто не замечает!

Я так и ахнул. Печальная, суровая мисс Мидоукрофт — подсматривает и подслушивает? Ну, чем еще удивит меня Морвик-фарм?

— Значит, по-вашему, намек на «недремлющие глаза и бесшумные шаги» относится к сестре мистера Мидоукрофта?

— Конечно! О, так на вас эта лиса произвела свое обычное впечатление? Да она вся пропитана притворством! Добрая половина всех обид и недоразумений в доме — дело ее рук! Я точно знаю, что она настраивает мистера Мидоукрофта против ребят. И представьте, мистер Лефрэнк, в ее лета, при ее внешности она не возражала бы выйти замуж за Джона Джаго, — если б только сумела заставить его пасть к ее ногам! Да, сэр, и я уверена, что сердце ее не разорвется от сострадания, когда ребятам после смерти отца не достанется ни гроша! Я внимательно наблюдала за ней и знаю. Ах, я могла бы столько порассказать вам! Но уже нет времени — скоро десять. Пожелаем друг другу спокойной ночи! Я так рада, сэр, что поговорила с вами, и хочу еще раз повторить то, с чего начала: используйте свое влияние, умоляю, используйте его, чтобы смягчить их души! Сделайте так, чтобы обитатели несчастного дома устыдились самих себя! Мы еще сможем потолковать о том, что вы могли бы сделать, — завтра, после того, как вам покажут ферму. А теперь — прощайте! Слышите? Уже бьет десять! И смотрите — вон Джон Джаго снова крадется в тени! Доброй ночи, друг Лефрэнк, приятных сновидений!