Шрифт:
И если появился ангел здесь,
Оплакан, значит, будет кто-то здесь.
Небеса засияют, дочь.
И глаза засверкают, дочь.
И года пронесутся, дочь.
Будут помнить их долго, дочь.
И знаменья увидят вдруг,
И недаром на небе круг,
Бедняки возликуют вокруг:
Где-то слышен Радости стук!
Так печальна ты, словно узнала сейчас,
Что ещё раз мне смерть угрожает.
Хоть, как мёртвый, без снов сплю, и свет мой угас,
В страшном сне вдруг почуял последний твой час.
И, очнувшись, я вижу: ухмылка у глаз,
И иголку кровь покрывает.
Нам с тобой язык ясен примет:
Предвещают, что с нами случится.
Ничего в них хорошего нет,
Лишь несчастий нам ждать от примет,
А к мучителям радость стучится.
И если псы, о дочь, завыли здесь,
Наверно появился ангел здесь,
И если появился ангел здесь,
Подобные тебе погибнут здесь.
Собери свои силы, дочь.
До конца, до могилы, дочь.
Много бед ещё ждёт нас, дочь.
И последний он, знак нам, дочь.
Ты до дна выпьешь чашу потерь.
Наша доля в знаменьях, поверь.
Будь же стойкой, родная, теперь!
Нет, не Радость стучится в дверь.
2. Кончина отца
Вот отец твой. В железной кровати. Вокруг
Темень ночи, и нет никого.
Крепок, словно железо. Не вытянет рук,
Но сознание ясно его.
Он и в бездне страданий, истаявший весь,
Ждёт тебя, за тобою следит
И, когда ты подходишь: "Отец мой, я здесь!" –
На тебя, усмехаясь, глядит.
Спазм удушья уже его речи лишил, [18]
Но, измотанный и немой,
Взгляд живых ещё глаз на тебя устремил –
Как будто коснулся рукой.
Потому что близка беда, горше всех бед.
Вот за горло взяла, за язык.
18
Отец Натана Альтермана, Ицхак, умер в 1939г. от рака горла.
И движутся губы отца мысли вслед,
Но звук сквозь них не проник.
Крепок духом, а с болью нет сил совладать,
Тело быстро слабеет в борьбе.
Как спокойно лицо! Пока может дышать,
Остаётся верен себе.
И сейчас, когда время минуты считать,
Его мыслям не ведом покой.
Ведь обычай отцов – жить в тревоге, решать,
Видеть завтрашний день пред собой.
Их не сломит ничто – ни несчастье, ни боль.
Речь мужчины, отца – смысл их слов.
В этом суть всей их жизненной силы. Как моль,
Она въелась в поступки отцов.
Даже вырван из сотни, один встретит рать.
Не смирившись, на землю падёт.
Тяжело, тяжело отцам умирать,
Их, как дуб, топор не берёт.
Дочь, скажи, что тоскуешь, не знаешь, как быть.
Это – час его. Встреть взгляд отца.
Надо просто всегда обо всём говорить.
И о смерти. Не ради словца.
Хворь склонилась к его напряжённым глазам.
Мастер ужасов с делом знаком.
Разбирает по косточкам ткань, по частям,
Клетку к клетке кладёт рядком.
Не боится отец, не дрожит пред судьбой,
Даже бровью не поведёт.
Так в упорном молчанье последний бой
Опрокинутый навзничь ведёт.
Даже если он нем, и остра боль, как нож,
Когда видит: приблизилась дочь,
Ему кажется, ты, ты на помощь зовёшь,
И он должен тебе помочь.
Это древний обычай отцов и их путь,
Это клятва меж ним и тобой.
Ты запомни её. О другом позабудь,
Но на н е й пусть сын вырастет твой.
Отец облаком снова всплывёт из глубин
(Вспомнишь в день, как настанет твой суд)
Сердцем любящий, телом болящий – один
В этом мире, где все предают.
Расстаётесь. Ещё один взгляд. До конца
Был так ясен зрачков этих свет.