Данилевский Игорь Николаевич
Шрифт:
Наиболее полный анализ текстов Повести предпринят А. Ю. Бородихиным. По мнению исследователя, все три ранних летописных рассказа
«…характеризуются некоторой обособленностью внутри летописного окружения… Это обстоятельство позволяет говорить о…вставном характере ранних повестей и, следовательно, об относительной независимости их от всего целого» [224] .
При этом А. Ю. Бородихин полагает, что для всех трех ранних редакций Повести существовал общий источник (источники):
224
Бородихин А. Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и летописно-хронографических сводах XIV–XVII вв./Диссертация… канд. филолог, наук. Рукопись. Новосибирск, 1989. С. 45–46.
«…связь ранних редакций… должна определяться только через прямое или опосредованное восхождение к этому источнику и независимое друг от друга отражение его» [225] .
Попытки обнаружить его предпринимались неоднократно. В свое время В. Л. Комарович обратил внимание на то, что большинство дошедших до нас летописных рассказов о нашествии Батыя начинаются с описания татарского взятия Рязани. По мнению исследователя,
«…нигде голос непосредственного наблюдателя и даже участника изображенных событий не слышится более внятно, чем в рязанском эпизоде рассказа» [226] .
225
БородихинА. Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и летописно-хронографических сводах XIV–XVII вв./Диссертация… канд. филолог, наук. Рукопись. Новосибирск, 1989. С. 57.
226
Комарович В.Л. Литература Рязанского княжества XIII–XIV вв.//Ис-тория русской литературы. М.; Л., 1945. Т. 2. Ч. 1. С. 75.
Помимо Новгородской первой и Лаврентьевской летописей, следы рязанского источника, как считал В. Л. Комарович, обнаруживаются в Ипатьевском и близких ему списках. Это позволило утверждать, что первоначальный рассказ о нашествии Батыя был составлен в 3040-х гг. XIII в. и включен в какой-то недошедший рязанский летописный свод. Он повествовал не только о собственно рязанском эпизоде татарского нашествия, но также и об осаде татарами Владимира и Козельска [227] . Позднее этот рассказ был приспособлен ростовскими и новгородскими летописцами. Мнение В. Л. Комаровича о рязанском происхождении начальной части статьи Новгородской первой летописи поддержал (хотя и очень осторожно) А. Н. Насонов [228] , в то время как Д. С. Лихачев настаивал на том, что
227
По мнению В. Л. Комаровича, рассказы Новгородской первой и Ипатьевской летописей сближает указание, что в осажденном татарами Владимире остался лишь один князь (Всеволод), а не два (Мстислав и Всеволод), как это следует из Лаврентьевской летописи, заменившей информацию рязанского источника сведениями ростовского происхождения. См.: Комарович В.Л. Литература Рязанского княжества XIII–XIV вв. С. 7576.
228
Насонов А. Н. Лаврентьевская летопись и владимирское великокняжеское летописание первой половины XIII в.//Проблемы источниковедения. Т. 11. М., 1963. С. 443. Ср.: Насонов А.Н. История русского летописания XI начала XVIII в.: Очерки и исследования. М., 1969. С. 184–185.
«…рассказ Ипат. о нашествии татар на Рязанскую землю не имеет ничего общего с рассказом НIЛ» [229] .
Кроме того, по мнению А. Ю. Бородихина, составители всех трех ранних вариантов Повести так или иначе использовали владимирский великокняжеский свод Ярослава Всеволодовича. Причем, как полагает исследователь, составители Ипатьевского и новгородского вариантов рассказов располагали материалами этого свода, еще не соединенными с ростовской летописной традицией [230] .
229
Лихачев Д. С. К истории сложения Повести о разорении Рязани // Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 261.
230
А. Ю. Бородихин не исключил возможности того, что составление владимирского источника относится к 30-м гг. XIII в. См.: Бородихин А.Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и летописно-хронографических сводах XIVXVII вв. С. 57, 114–115.
Новгородский вариант повести. Так или иначе, на возможность использования рязанского происхождения начальной части статьи о нашествии, сохранившейся в Новгородской первой летописи, обращали внимание не только А. Н. Насонов, но и Д. С. Лихачев [231] , А. Г. Кузьмин [232] , В. А. Кучкин [233] . Кроме того, по мнению Д. С. Лихачева (которое, впрочем, не разделяет В. А. Кучкин), в состав новгородской версии вошел также ростовский рассказ о взятии Владимира. Как считают Дж. Феннел и В. А. Кучкин, рязанский рассказ был дополнен в Новгороде каким-то местным текстом [234] . В отличие от них А. Ю. Бородихин полагает, что рассказ Новгородской первой летописи основывается на компиляции владимирского, ростовского и какого-то южнорусского источников [235] .
231
См.: Лихачев Д. С. К истории сложения Повести о разорении Рязани. С. 261262. Он считал, что рязанский рассказ о нашествии Батыя в Новгородской первой летописи был существенно сокращен. В более полном виде он сохранился в Повести о разорении Рязани Батыем.
232
См.: Кузьмин А. Г. Рязанское летописание: Сведения летописей о Рязани и Муроме до середины XVI в. М., 1965. С. 157–158.
233
См.: КучкинВ.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников: XIII первая четверть XIV в. // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн: X начало XX в.: Сб. научных трудов. М.,1990. Вып. 1. С. 24, 60. Прим. 43, 47.
234
См.: Феннел Дж. Кризис средневековой Руси: 12001304. М., 1989. С. 117; КучкинВ.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников. С. 22.
235
См.: Бородихин А.Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и летописно-хронологических сводах XIV–XVII вв. С. 57, 68, 73.
Появление Повести о нашествии Батыя в составе Новгородской первой летописи исследователи относят ко времени не ранее середины XIII первой половины XIV в. [236] . Рассказ о нашествии находится во второй части Синодального списка летописи, написанной почерком первой половины XIV в. [237] . Точнее установить время появления текста не представляется возможным, поскольку все
«…датировки основываются на времени появления гипотетически выявленных источников данной статьи. Одна из самых ранних датировок предложена А. Ю. Бородихиным: ок. 1255 г.» [238] .
236
Так, А. А. Шахматов полагал, что Новгородская первая летопись представляет собой свод, составленный в 30-е гт. XIV в. См.: Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. С. 365.
237
Он начинается с л. 119 (обрыв статьи под 6742/1234 г.). См.: Новгородская первая летопись. С. 56.
238
Бородихин А.Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и летописно-хронологических сводах XIV–XVII вв. С. 57, 7273, 115.
Установление источников Лаврентьевской версии рассказа о Батыевом нашествии представляет особые трудности. Дело в том, что текст в пределах 1193–1239 гг., по словам М. Д. Приселкова, едва ли не труднейшая для анализа часть этой летописи [239] .
По мнению исследователя, поддержанному А. Н. Насоновым, данный фрагмент носит сводный характер и основывается на двух летописных источниках: ростовском (свод Константина и его сыновей) и владимирском (свод великого князя Юрия Всеволодовича) [240] . При этом
239
Приселков М.Д. История русского летописания XIXV вв. С. 136.
240
ПриселковМ.Д. История русского летописания XIXV вв. С. 136, 142, 144–145.
«…во всех случаях, когда сводчику 1239 г. нужно было выбирать между ростовским изложением и изложением владимирским, он без колебаний и компромиссов передавал ростовскую версию. Но в одном случае сводчик отступил от этого приема и дал слитный рассказ по обоим источникам: это в описании Батыева нашествия под 1237 г., которое читалось в обоих источниках свода 1239 г. как последнее известие» [241] .
Доказательством сводного характера рассказа является, в частности, присутствие в нем фраз, прямо отсылающих читателя к новому источнику (но то оставим, но мы на передняя взидем и т. п.), а также то, что, по словам М. Д. Приселкова,
241
ПриселковМ.Д. История русского летописания XIXV вв. С.142.